Зулейка Добсон, или Оксфордская история любви

Зулейка, видение в воздушных белых одеяниях, выйдя через дверь, не могла понять, почему он так к ней заспешил. Герцог, чьи движения выражали обуревавшие его мысли, принял ее за ужасную свою невесту. Радостно возопив, он к ней поскакал и схватил бы ее в объятия, если бы она ловко не увернулась.

— Простите! — сказал он после паузы. — Я обознался. По глупости принял вас за другую. Мне показалось, вы…

Зулейка спросила сурово:

— У меня много двойников?

— Вы прекрасно знаете, что никто в мире не сравнится с вами. Все, что могу сказать, — я был взволнован. Все, что Могу сказать, — это не повторится.

Она очень рассердилась. Раскаяние его было несомненным. Но бывают проступки, которые не искупит никакое раскаяние. Это, кажется, был один из них. Первым ее желанием было прогнать герцога, немедленно и бесповоротно. Но ей хотелось показаться на гонках. А одной пойти нельзя. А кроме герцога, идти не с кем. Верно, вечером ожидался концерт; там она могла выгодно показаться; но ей хотелось, чтобы на нее посмотрел весь Оксфорд — и сейчас же.

— Я прощен? — спросил он.

Боюсь, собственное достоинство оказалось в ней сильней милосердия.

— Я попробую, — только и сказала она, — забыть ваш поступок.

Она поманила его, раскрыла зонтик и была готова двинуться в путь.

Они прошли вместе через гравийный простор переднего двора. Как обычно, на крыльце несколько собак на цепи терпеливо ожидали хозяев. Зулейка, конечно, не любила собак. Не бывает достойного мужчины, который бы не любил собак; но многие достойнейшие женщины не имеют такого пристрастия. Если подумать, с собаками добры только те женщины, к которым не проявляют симпатии мужчины. Привлекательная женщина в собаке видит бессловесную и беспокойную скотину — вероятно опасную, несомненно бездушную. Но она гладит пса из кокетства, когда рядом находится порабощенный ею мужчина. Даже Зулейка, похоже, не брезговала столь банальным способом возбудить зависть. Крупный бульдог, разлегшийся перед сторожкой привратника, ей, конечно, совсем не нравился. Не будь она столь сердита, наверное, она бы не стала очаровательно склоняться над ним, ворковать и пытаться его погладить. Увы, милый ее жест потерпел неудачу. Скорчив ужасную физиономию, бульдог съежился и попятился. Странно! Стопор (так его звали), как и большинство псов его породы, ожидал всегда томительно, кто бы его заметил, радовался неумеренно всякому слову и ласке, был готов вилять хвостом и тыкаться носом, ни к кому не бывал равнодушен. Ни нищий, ни вор не встречал отпора со стороны этого зверя широких взглядов. Но был и у него предел терпимости — и Зулейка находилась за этим пределом.

Даже разозлившись, бульдог редко станет рычать. Однако Стопор зарычал на Зулейку.

Глава VII

Зулейка шла в глубоком молчании, которое герцог не стал нарушать. Ее недовольство для него было роскошью, которая скоро закончится. Скоро Зулейка будет себя презирать за мелочность. Вот он, готовый ради нее умереть; вот она, порицающая его за нарушение этикета. Кнут определенно в руках у раба. Посмотрев на нее, герцог не смог сдержать улыбку, но быстро овладел собой. Триумфу смерти не следует походить на пустяковое сведение счетов. Он хотел умереть, дабы тем довести свою любовь до предела, выразить ее совершенно и окончательно… А она — кто поручится, что она, зная о его поступке, вопреки разумению его не полюбит? Возможно, она всю жизнь будет о нем скорбеть. Он представил, как под беззвездным небом над его могилой склоняется ее робкий прекрасный силуэт, как слезы проливаются на фиалки.

Какая-то сцена в духе Новалиса, Фридриха Шлегеля и прочих жалких болтунов! Он от нее отмахнулся. Необходимо посмотреть практически. Вопрос в том, когда и как умереть? Время: чем скорее, тем лучше. Способ… сложнее определиться. Умереть следует прилично, сохранив достоинство. По обычаю римских философов? Но студенту положена только сидячая ванна. Ну-ка! есть же река. Тонуть (он часто слышал) — довольно приятное ощущение. И он, кстати, сейчас идет к реке.

Его немного тревожило, что он умел плавать. Он даже дважды с яхты своей переплыл Геллеспонт. И как быть с животным инстинктом самосохранения, не пропадающим и в отчаянии? Неважно! Устремлением души он его подавит. Закон тяготения, выталкивающий на поверхность? Тут и пригодится мастерство пловца. Он под водой поплывет вдоль русла, поплывет, пока не найдет водоросли, в которые вцепится, прочные чудные водоросли, которыми обовьется, торжествуя, теряя силы…

Выходя на Рэдклифф-сквер, герцог услышал вдалеке выстрел. Вздрогнув, он посмотрел на часы церкви Девы Марии. Половина пятого! Гонки начались.

Он слышал, что если женщина в чем-нибудь виновата, лучший способ избежать сцены — взять вину на себя. Он не хотел давать Зулейке еще один повод для раскаяния. Поэтому он сказал:

— Как жаль. Слышали выстрел? Это был сигнал к началу гонки. Я себе никогда не прощу.

— Выходит, гонку мы не увидим?! — воскликнула Зулейка.

— Увы, когда мы дойдем до реки, все закончится. Все пойдут по лугам назад.

— Давайте с ними познакомимся.