Зульфагар. Меч калифа

Только теперь он позволил себе обернуться. Сзади на камнях лежал Михаил; даже одного взгляда с такого расстояния было достаточно, чтобы понять, что он мертв — настолько тело было истерзано пулями. Из зарослей кустарника кучерявился столб дыма, сквозь который кое-где коротко прорывались языки огня. И с неба опускалась грязнозеленая туша вертолета с закопченой бордовой звездой на борту.

— Встать!

Это уже скомандовал правый пилот. Полуголые люди, подняв руки, начали подниматься. Теперь в поведении бандитов отчетливо стал проглядываться страх. Потому что теперь они и в самом деле оказались пленными. И их судьба, даже сама жизнь с этого мгновения находятся в руках оставшихся людей, у которых только что погиб товарищ.

Слишком многих они сами убили, чтобы рассчитывать теперь на милосердие.

— Теперь нам звездец, — сумрачно прокомментировал ситуацию Каландар.

— Может, обойдется? — с нескрываемым страхом произнес щуплый водитель.

— А у нас обошлось бы? — зло оборвал третий. И тоскливо добавил: — Елинский Шанияз… Это он все подстроил…

Каландар ошеломленно молчал. На какое-то мгновение он даже забыл о том, что стоит под дулами автоматов, что только что был убит один из русаков, что в любой момент их могут расстрелять… Ведь и в самом деле, получается, что Хамлаев их классически подставил. Вертолетчики и в самом деле должны были первым делом устремиться к границе, потому что любой нормальный человек устремился бы туда же… Зульфагар просчитал ситуацию и подставил его, дурака Каландара, его команду, под удар вертолета. И он, старый опытный пройдоха Каландар, так легко купился!..

— А, гад!..

Каландар выкрикнул эти слова так громко, что их услышали все.

— Еще слово — и тебе кранты! — рявкнул принявший восклицание на свой счет борттехник. — Понял, гнида?

— Все-все, молчу, командир…

Теперь Каландар думал только об одном: лишь бы их не расстреляли на месте, тогда будет шанс остаться в живых. Ну а из «предвариловки», где бы она ни находилась, Аргун его вытащит — у него, известного в России криминального «авторитета», для этого возможностей вполне достаточно. В крайнем случае обменяет его на кого-нибудь — благо, в зинданах у него содержится вполне достаточно пленных… Если, конечно, захочет — Аргун тот еще деловар, его логику хрен просчитаешь… Да только теперь надеяться можно только на него, больше не на кого. Гнида Шанияз, так подставил, а еще кличку «Зульфагар» себе взял… Плохо, что идиот Салман замочил этого русака, ох, как плохо… Кретин, сбил бы «вертушку» вместо этого — все теперь было бы по-другому…

Каландар лихорадочно думал, что предпринять, чтобы их не расстреляли на месте. Однако ничего не придумывалось. Оставалось уповать только на Аллаха. Неужто ж он не придет на помощь его верным моджахедам, идущим по пути джихада?..

Ведь сказано же Пророком:

Те ж, кто уверовал и испытал изгнанье,
И на пути Господнем вел борьбу,
В том есть надежда на Господню милость —
Ведь Всепрощающ наш Господь и милосерд![6]

Ох, этот идиот Салман, Шайтан забери его душу в свои чертоги!

Чечня. Станица Хутор-Андреевский

Ибрагим — банда — Малика

С глубокого синего неба ярко сияло солнце. Оно словно пыталось предотвратить кощунство, которое должно было вот-вот свершиться на земле.

Только не под силу светилу разобраться в человеческих делах…

— Не делай этого, Ибрагим!

— Это почему же?

— Не делай! — упрямо повторил старик. — Так нельзя…

Ибрагим какое-то время молча смотрел на него.

Не то чтобы он вдруг засомневался в правильности того, что сейчас сделает. Вернее, не сам, конечно, а прикажет сделать подручным. Он не понимал другого: почему этот старик — чистокровный чеченец, пусть и не коренного, захолустного, тейпа! — пытается заступиться за русских. Его-то лично, старика-чеченца, каким боком касается все то, что сейчас здесь будет происходить?..

Со стороны они смотрелись словно иллюстрация к какой-нибудь пропагандистской газетной или журнальной публикации о контрастах жизни в Чечне. Просто, по-деревенски, одетый морщинистый старик в высокой смушковой папахе и поношенных мягких сапогах, с резной клюкой в узловатых натруженных руках, на которую он тяжело опирался — и высокий здоровенный сытый детина лет тридцати с небольшим в камуфляжной форме, весь увешанный оружием. За спиной старика робко теснились его односельчане, за жизнь и имущество которых он пытался вступиться. А по краям центральной площади станицы стояли сподвижники Ибрагима — такие же сытые здоровяки в камуфляже, так же обвешанные оружием. Они откровенно тяготились затянувшимся диалогом своего главаря со старейшиной.

— Ладно, дед, кончай трепаться! — чувствуя настроение подчиненных, наконец произнес Ибрагим. — Ты мне надоел.

Старик тоже ответил не сразу. Он попросту не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне.