Зульфагар. Меч калифа

— Здесь мои односельчане, — вновь заговорил старик — он все еще надеялся что-то доказать грозному пришельцу. — Мы всегда жили и работали дружно и вместе…

Он еще что-то пытался ему объяснить, говорить, что грабеж мирных жителей — это не по-мусульмански, что это противоречит исламу… Однако Ибрагим уже слушал его вполуха.

В толпе собравшихся сельчан он вдруг разглядел одну девушку. То есть девушек там было много. Но эта… Эта заметно выделялась среди всех своей красотой и статью.

Сейчас она станет его. А тут этот дед что-то бубнит и бубнит…

— Заткнись! — рявкнул на старика Ибрагим. — Как я решил, так и сделаю!..

Он попытался рукой небрежно отодвинуть деда в сторону. Тот не ожидал такой грубости и, зацепившись ногой за клюку, упал в дорожную пыль. Ибрагим равнодушно перешагнул через него и хотел направиться в сторону понравившейся ему девушки.

— Ах ты ишак облезлый!..

С неожиданным для его возраста проворством старик вскочил с земли и, размахнувшись, ударил Ибрагима клюкой по спине.

— Что такое?

Командир отряда практически не ощутил боли. Он даже не почувствовал себя оскорбленным. Он был попросту поражен происшедшим. Его, сильного, даже всесильного в этих краях, Ибрагима, ударили!.. И кто! Какой-то немощный старик. Причем, ударил его чеченец! Один из тех многих стариков-чеченцев, за которых он, Ибрагим, и его люди борются с русскими свиноедами!..

Ибрагим повернулся к старику. И зловеще улыбнулся.

— О, да ты, кажется, торопишься попробовать вкус вина, которое течет в источнике Зем-зем[7]? — спросил он деда. — Ну так я тебе сейчас помогу…

Аксакал, увидев эту улыбку, попятился назад.

— Ты не посмеешь… — забормотал он.

— Это почему же?.. — ухмыльнулся бандит. — Ты только что на глазах у всех ударил моджахеда, слугу Аллаха на земле, человека, который осуществляет священный джихад… А ты что сделал для Аллаха? За гяуров заступаешься?..

Старика уже держали под руки двое молодых подручных Ибрагима.

— Так я, говоришь, ишак? Слугу Аллаха, идущего по пути джихада, ты назвал ишаком? — надвинулся на него Ибрагим. — Ну так ты сейчас будешь бараном! — Он кивнул подручным: — Зарезать его!

А сам повернулся к толпе сельчан. Он знал, что сейчас будет происходить за спиной — сколько раз сам проделывал такое же. И теперь ему куда интереснее было наблюдать за реакцией тех, кто никогда раньше воочию не видел, как режут человека.

Обводя глазами толпу, наблюдая за выражением глаз согнанных сюда людей, Ибрагим наслаждался зрелищем. Этот парализующий волю ужас, который буквально струится от каждого из зрителей, сливаясь в один мощный поток, превращает скопище людей в безвольное стадо! Каждая отдельная единица этого быдла сейчас думает только об одном: согласиться на все что угодно, лишь бы только не оказаться на месте этого старика. И в то же время едва ли не каждого из них сейчас можно точно так же зарезать — и лишь очень и очень немногие из них, случись такое, попытаются активно сопротивляться! Буквально единицы, если повести их на закланье, осмелятся оказать сопротивление!

Что значит быть одним из охваченной общим страхом толпы!..

Воистину, люди из толпы сродни баранам! Вот они стоят, их много, куда больше, чем моджахедов! Если сельчане сейчас бросятся на бойцов Аллаха, они сомнут их, даже несмотря на то, что те вооружены… Тем более, что у многих из согнанных на площадь имеется свое оружие — полностью разоружить чеченцев не сумела даже Советская власть. Однако они не бросятся! Каждый из них сейчас думает только об одном: пусть режут кого угодно, лишь бы не тронули меня!

И чуть позже, когда моджахеды будут ходить из двора во двор, когда будут отбирать деньги, еду, вещи, когда будут избивать и насиловать — даже тогда никто из этого стада на станет сопротивляться!.. Ладно, пусть не никто, кто-нибудь, несомненно, попытается вступиться за свое жалкое имущество, за свою жену или девушку. Но это будут, во-первых, очень немногие, а во-вторых, сопротивляться станут не слишком активно, лишь для успокоения собственной совести, чтобы не довести моджахеда до желания тебя убить…

Ибрагим уже усвоил, насколько парализует волю к сопротивлению толпы такое вот демонстративное убийство одного из представителей этой самой толпы. Он и сейчас заранее планировал кого-нибудь убить. Правда, не старика-соплеменника… Ну да только тот сам напросился. Тем больше будут бояться его, Ибрагима!

В конце концов Аржи Эбиев в селе Первомайском Надтеречного района зарезал не просто страйшину — Селим-муллу! — и то ему все сошло с рук.[8] А тут простой старикан!..

Аллаху акбар!

Обводя глазами толпу, Ибрагим думал еще об одном. Все собравшиеся охвачены ужасом. И вместе с тем никто из них не отводит взгляда от происходящего. Смотрят, как завороженные. Толпа!.. Испокон веку она таращится на убийство, ходит полюбоваться на казни. Толпа всегда осуждала палача, а сама наблюдала за тем, как человека сжигали на костре, как его до смерти забивали камнями, как его голову отсекали гильотиной… Все-таки есть что-то привлекательное в том мгновении, которое отделяет человека живого от человека мертвого!..