Зуза, или Время воздержания

Ах, дожить бы до ласкового слова и… чао, прощай, наш дивный мир. Вообще до чего-нибудь бы дожить. До чего? Как это — до чего? До здоровья, счастья и коренного пересмотра суицидальных планов.

Не помню, говорил ли я, что завел папку для вырезок, касающихся болезни Паркинсона? Мог и забыть, потому что дел было невпроворот, да и вырезок — ноль. Только вчера появилась одна, зато какая: «Робин Уильямс[7] покончил с собой, потому что у него был паркинсон». Ничего не скажешь, исчерпывающая информация, хоть награждай автора! А может, паркинсон тут ни при чем? На ранней стадии этого заболевания редко тянет на тот свет. Напротив, все чаще приходишь в восторг. Со временем, правда, восторг этот выйдет боком, но ведь не сразу…

Да-а, и тебя настигла одна из самых мучительных болезней человечества, но ты молодцом! Навел порядок в делах. Примирился с самим собой. Живи не хочу! Хотя… как знать… Уильямс, кажется, не дурак был выпить, да и опасные, изматывающие депрессии его донимали! То есть всяко могло быть. Паркинсон мог не вчера начаться. Пить можно по-черному и тем не менее не переступать границу. Это ведь в США было, а как там у них — неизвестно. Лечатся, в основном, не те, кому следовало бы. Я не большой поклонник этого актера с удивительным лицом. В молодости он мог играть старика. И наоборот. Невелика штука, но для Голливуда такой диапазон редкость. Не успел начать — и уже успех. Впрочем, я понимаю: депрессию могли спровоцировать милашки из группы поддержки (говорят, он не пропускал ни одного матча НБА), красота ведь действует непредсказуемо. Вы изобрели баскетбол — игру, в которой чуть ли не за каждый бросок начисляют очко, — и думаете, что это сойдет вам с рук!

У Зузы, ко всему прочему, было еще одно ценное качество: деньги она брала так, будто колебалась — взять или не взять? Уже, казалось, не берет, но в конце концов брала.

Искреннего признания в любви приходится ждать долго, очень долго. Бывает, дождешься, но тут, глядишь, а любовь уже промчалась. С треском. Пачка купюр… то же самое, разве что не столь эффектно. Вопрос, откуда у меня касса, к счастью, не прозвучал. От верблюда. Говорить об этом бестактно. Джентльменство и т. п. Кроме того, по сравнению с настоящей кассой, моя — тьфу, курам на смех.

Меня возбуждало ее ремесло; распаленное воображение рисовало Зузу с другими мужчинами. Их было несколько, они были мне любопытны, в каждом я видел себя… вот откуда заполонявший меня мрак. Разумеется, мрак бы рассеялся, скажи я себе, что готов смотреть, как моей женщиной обладают другие, потому что всегда нуждавшиеся в сильных впечатлениях, а сейчас оскудевшие, перегоревшие чувства требуют постоянного увеличения дозы. Скажи я себе, что считаю женщину вещью.

Спокойнее, спокойнее. Первым делом нужно ответить на вопрос: есть ли женщины, которые мечтают, чтобы к ним относились, как к вещи? Ну конечно, есть. Видите, в какие дебри я забрался…

А можно ли причислить к таким женщинам Зузу? И да, и нет. Смотря как складывается день. Иногда в моем наивно извращенном воображении возникает такое, в чем она, возможно, никогда не участвовала. До чего Влад ни за что бы не додумался.

С Владом (в некоторых кругах его называли Влад-Невдогад; ничего себе alter ego!) Зуза познакомилась, как со всеми, а именно: он был ее клиентом. Ни рыба ни мясо. Никакой. Иногда невольно мелькала мысль, что он — плод наших кошмаров, что на самом деле его не существует.

Итак, ни одна из моих фантазий не доступна воображению типового Влада, который, даже было решившись, застесняется и попросит меньше. А Зуза — тут ей не было равных — могла кому угодно внушить, будто предпочитает больше. Будь у меня поскромнее воображение, я б не заводил изнурительные романы, не влюбился бы в Зузу и не предоставил ей почти неограниченную свободу. Считай я ее своей собственностью… но ведь было ровно наоборот! С самого начала — и с особым пылом, после того как предложил ей выйти за меня замуж, — я подчеркивал: «Мы вместе, но ты продолжаешь заниматься тем, чем занимаешься». Тогда я не понимал, что нормальные супружеские отношения несовместимы с правилами древнейшей профессии. Будучи вроде бы свободен от предрассудков, я совершал классическую ошибку патологического ревнивца. Мне хотелось присутствовать при всем, и это желание все портило, все сводило на нет. Хорошо хоть я никого не пытался переделать. Только этого не хватало! Гордиться тут нечем. Мне казалось, что мое поведение — взвешенное и разумное: такой сдержанности от меня и ждут. Я чувствовал, что девушкам куда приятнее невмешательство, чем инфантильные попытки вернуть их на праведный путь, вызволить из сексуального рабства, вырвать из лап торговцев живым товаром и прочих альфонсов. Судя по моим наблюдениям, почти все они (я говорю об элите, crème de la crème[8] продажного сообщества) обожают секс и очень любят бабло, отчего предложение резко сократить то и другое не нашло понимания.