Званый ужин в английском стиле

Итак, у нас остаются Анна Владимировна, Павел Петрович, их сын Дмитрий Павлович, который к тому же покидал комнату два раза, Иван Андреевич, графиня Толстая и господин Преображенский. Анна Владимировна исключается сразу, потому что она не отходила далее дверей, и тому есть свидетели. Далее, однако, нам приходится лишь теряться в догадках. Можно вообразить какие угодно причины, которые могли толкнуть любого из названных людей на убийство. Что, если самоубийство художника Сорокина, знакомого графини Толстой, на самом деле было убийством? Что, если Дмитрий Павлович состоит в кружке нигилистов, который ставит целью свержение существующего строя?

— Однако! — пробормотал Павел Петрович. — Надеюсь, вы это не всерьез? Я готов поручиться, что мой сын совершенно благонадежен!

— Напомню вам, что убийца студента Иванова тоже был с виду совершенно благонадежен,[34] — отозвался неутомимый Марсильяк. — Но не будем спорить, мы в состоянии нафантазировать все, что угодно, по поводу наших подозреваемых. Но нам нужны не фантазии, а истина, поисками которой мы и занимаемся. И тут на помощь приходит одна существенная деталь, на первый взгляд малозаметная. Дело в том, что судя по высоте, на которой на стене располагалось орудие убийства, его мог снять оттуда лишь достаточно высокий человек. Иными словами, у нас отпадают Павел Петрович, Иван Андреевич, графиня Толстая, равно как и господин Преображенский. А остается лишь Дмитрий Павлович Верховский.

Анна Владимировна тихо ахнула и прижала руку к сердцу. Евдокия Сергеевна открыла рот, да так и не закрыла его.

— Дмитрий, неужели ты, — простонал Павел Петрович, не сумев договорить фразу до конца.

Митеньке ужасно хотелось сказать что-нибудь взрослое, но он ничего не мог придумать. Не признаваться же в убийстве, которого не совершал! С другой стороны, оправдываться перед полицейским чином, угнетателем народа, реакционером и наверняка негодяем, — не слишком ли много чести?

— Вы серьезно говорите? — ужаснулась Варенька, с трепетом глядя на Марсильяка. — Вы действительно подозреваете моего кузена? Но это же нелепо!

— Нет, сударь, клянусь вам, он не мог — пролепетала Анна Владимировна. — Никогда, никогда!

— Мама, я не желаю, чтобы вы унижались! — выкрикнул юноша, бледный от злости. — Разве вы не видите, что ему нравится измываться над нами?

— Ничуть, — очень просто ответил Марсильяк. — Потому что я сразу же понял, что пришел к неверному выводу. Да, вы единственный из подозреваемых, кто легко мог снять со стены кинжал и всадить его в сердце Беренделли. Но вы не делали этого, потому что на самом деле там был другой человек.

— Пожарный! — пробормотала Евдокия Сергеевна. — Ну конечно же!

— Человек, — очень спокойно продолжал Марсильяк, не обращая на нее ни малейшего внимания, — который мог очень многое потерять, если бы хиромант разоблачил его. Ведь речь шла не только о его репутации, — а она всем казалась безупречной, — речь шла об огромных деньгах, и как раз деньги он не хотел упускать. Именно поэтому маэстро Беренделли пришлось умереть.

— Имя! Имя, сударь! — потребовала Евдокия Сергеевна. И стиснула веер так, что он с жалобным треском сломался, отчего Иван Андреевич испуганно всхрапнул и открыл глаза.

— Сейчас вы его услышите, — отвечал Марсильяк. — Это был человек, который выходил из гостиной; человек подходящего роста, который мог снять со стены кинжал, и при том достаточно сильный, чтобы убить жертву с одного удара. Иными словами, это был Владимир Сергеевич Городецкий.

Варенька ахнула. Митенька застыл на месте, не зная, верить ли своим ушам. Анна Владимировна роняла бессвязные восклицания. Билли Пуля покосился на невозмутимое лицо Амалии, перевел взгляд на ее бывшего мужа, приосанился и поправил что-то под сюртуком.

Александр смотрел на помощника адвоката. Едва следователь назвал его имя, в лице Владимира Сергеевича что-то дрогнуло. Едва заметно, потому что оно тотчас же приобрело прежнее высокомерно-ироническое выражение, но барон Корф убедился, что Амалия права. Это был Городецкий, все всяких сомнений.

— Потрясающе, сударь! — проговорил помощник адвоката своим глубоким голосом. — Однако должен вам напомнить, что я выходил лишь в столовую, искать портсигар, так что никак не мог убить вашего итальянца. Кроме того, позвольте напомнить вам, что он мне не гадал!

— Да, именно так, — покладисто согласился Марсильяк. — Зато он гадал вашему брату Константину Сергеевичу, с которым, судя по всему, у вас общие дела.

— И что из того? — выкрикнул Владимир Сергеевич.

— А то, что дела бывают разные, — тихо уронил следователь и развернул бумажку, которую ему принес Соболев. — Прежде вы работали в страховом обществе «Надежда», верно?

— Да, и что с того? — повторил вопрос Городецкий. — Это не запрещено законом!