Звать меня Кузнецов. Я один

В небесах Великого Ростова
Радостно звонят колокола.
Что осталось в памяти святого,
В звоне том расправило крыла.

Утопая в благостном обмане,

Быть собою сызнова учусь.
Знать, и вправду, память в глухомани
Воскрешает вечные из чувств.

И они возносятся, как тени

Облаков, что тают в вышине,
Чтобы крест утрат и обретений

Приоткрылся, наконец, и мне.

Вещий смысл прощёного распятья
В нём сокрыт у зрячих на виду.
Неужель случится, что опять я
Мимо смысла крестного пройду?

Неужели землю эту снова

Ослепит беспамятная мгла?
В небесах Великого Ростова
К истине звонят колокола.
Отче наш, не Твой ли голос близок?
Не к нему ли тянется душа?
Перед белым храмом, словно призрак,
Я стою, сомненья вороша.

Не сменить судьбы под небесами.

Вечный грешник на земном пути,
Я, как прежде, слеп. Но губы сами
Сердцем шепчут: «Господи, прости».

Будучи членом КПСС с 1975 года (угораздило же по каким-то соображениям!), Ю. Кузнецов, тем не менее, уже тогда предчувствовал, что без Творца мир не существовал бы, и подспудно выстраивал свой творческий путь в направлении Неба. И путь этот сложился, по крайней мере, в рамках отпущенного Богом поэту осознания себя во вселенной и Вселенной в себе. Подтверждением тому может послужить книга «Русский зигзаг», в которой есть две ключевые вещи, подтверждающие, что поэт не очистился до конца от своего «Я», но приблизился к божественному и благодатному восприятию течения жизни. Первая вещь — это стихотворение «Крестный путь», раскрывающее содержание креста на обложке, креста, на котором нижняя косая перекладина расположена правым концом вверх. Разгадка этой «ошибки» проста: крест повёрнут к читателю тыльной стороной, на которой лирический герой распят за спиною Христа. И в этом состоит перебор в творческой гордыне Ю. Кузнецова, которая, на мой взгляд, сродни гордыне падшего ангела Сатанаила, вообразившего себя равным Богу. Поэт может, а, возможно, и должен быть сораспят с Христом, но рядом, а не на одном с Ним кресте.

Вторая вещь — это великолепно выполненный перевод «Слова о Законе и Благодати» первого именного литературного произведения, написанного митрополитом Илларионом. Как бы ни был уверен Ю. Кузнецов в своём творческом потенциале, он, осознавая великую ответственность перед этим шедевром, обратился к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II, который и благословил работу по переводу.

Честно признаюсь, что до сих пор живёт во мне недоумение по поводу негативной реакции Ю. Кузнецова на мои стихи, вошедшие в книгу «Аминь». Подборку этих стихов я передал редактору «Нашего современника» С. Ю. Куняеву, который, спустя месяц-полтора, сообщил мне при встрече, что, по договорённости с Ю. Кузнецовым, в журнале могут печататься только стихи, одобренные Юрием Поликарповичем. А в адрес моей подборки тот высказался категорично: дескать, пока я, Кузнецов, работаю в журнале, этот автор печататься не будет, и пусть он свои «Ау» публикует в другом месте. Итак, «Ау!..»:

Жизнь прошла под красным флагом.
Где ты, жизнь моя, ау!..
Эхо мечется зигзагом:
Не поймёт, кого зову.

Я картавому портрету

Поклонялся — не юлил.
И летела жизнь по ветру…
Ветер, кто тобой рулил?

Ослеплял азарт полёта,

Флаг трубил над головой.
Где ты, жизнь? Кругом — болото.
Видно, ветер был кривой.

Не безбожья ли отрава

Так запутала твой след?
Эхо — слева, эхо — справа.
Эхо есть… Ответа нет.