Звени, монета, звени

«Шесть острых мечей соприкоснулись почти одновременно. Три пары могучих мужей начали смертельный танец. И застонала под их ногами земля, и задрожали от яростных криков небеса, и жаркие искры дождем брызнули из-под острых лезвий, опалив степную траву». Так обычно начиналась песня любого барда, описывающего то, что произошло тем ранним утром в центре Маг Лар. И всякий раз, слушая очередную версию своих героических деяний, я не находил, что возразить. Как донести до сладкоголосого певца, что песня его правдива в деталях, но лжива по сути? Ведь всё это было: и земля, и небеса, и искры… А еще я не прерывал бардов и потому, что сам так и не смог ни разу воспроизвести в памяти тот бой целиком. Лишь обрывочные фрагменты до сих пор стоят у меня перед глазами, фрагменты, выхваченные моим сознанием единым куском, без конца и начала. И я могу до бесконечности перебирать эти куски, как гончар, сгоряча разбивший о стену глиняный кувшин и наутро тщетно пытающийся по черепкам восстановить его форму.

…Диан, обманув Ард-Ри ложным выпадом, наотмашь хлещет его поперек груди. И хотя удар заведомо смертелен, Сильвест даже не морщится. Ошеломленный сын Илбрека сбивается с шага, теряет скорость, и клинок врага, с ошеломляющей силой летящий снизу вверх, отбрасывает его, как бык отбрасывает волка, поддев его рогом. И как волк с пробитой грудью, Диан тяжело оседает на землю, заливая ее кровью, еще не веря в то, что он проиграл, еще пытаясь подняться и продолжить бой. И валится навзничь, пытаясь поймать стекленеющими глазами солнце, встающее…

…плетут мечами замысловатые узоры. То сталкиваются оленями во время гона, то разлетаются журавлями, распластавшими крылья. Короткие частые удары чередуются с медленными и плавными, сталь то хочет сокрушить сталь, расколоть на куски, то прижимается к ней, скользит, будто ласкаясь. И снова — вихрь, и снова два меча сливаются в один, чтобы в следующее же мгновение распасться на сотни сверкающих граней. И звучит переливчатый звон, будто и нет смертельного поединка. Будто встретились после долгой разлуки два старых знакомых и завели обстоятельный разговор — то спокойный, то переходящий в ожесточенный…

…обрушиваюсь на Бранна, тесню его, заставляю пятиться, отчаянно защищаться, с каждым новым ударом приближаясь к неминуемой гибели. Мой меч мерно и мощно бьет по его, как молот кузнеца по раскаленной заготовке. Я сильнее, я опытнее, я лучше владею оружием. Я уже нанес ему три раны, сам не получив ни одной. У нашего противостояния может быть лишь один исход, и мы оба знаем это. Но внезапно усталая обреченность в глазах Бранна сменяется каким-то безумным огнем. Он с ревом бросается на меня, совершенно забыв о защите. Мы сходимся грудь в грудь, меч в меч, застываем на месте. И прежде чем я отбрасываю приемного сына Сильвеста назад, и мой клинок рушится на его ребра, заскрежетав по кости, он успевает прошептать то, что тщетно пытался сказать несколько раз с самого…

…замирают, опустив мечи. Мгновение стоят и смотрят друг другу в глаза, а потом воин в алом склоняется в глубоком, почтительном поклоне. И воин в черном отвечает тем же.

— Идиот! Прикончи его! — ревет Сильвест. И в этот момент раненый Бранн, которого все уже сняли со счетов, неимоверным усилием приподнимает голову и отчаянно выкрикивает то, что я и без того знаю наверняка:

— Сильвест мертв! Трейноксис!..

И два воина бросаются на Ард-Ри. Нет, не на Ард-Ри. На Трейноксиса.

— Измена! Ко мне, воины Предела!

Но прежде чем до тех, кто стоит в переднем ряду армии Сильвеста, доходит смысл этого отчаянного призыва, и они приходят в движение, у них на пути встают четверо в таких же алых доспехах, что надеты на противнике Фрэнка. Первый же смельчак, рискнувший сделать шаг вперед, падает с разрубленной головой, а Фрэнк и Делонг уже на расстоянии двух локтей от врага. И тогда Трейноксис выхватывает меч из руки мертвого Диана и, закрутив обоими клинками жуткую мельницу, прыгает…

…не успеваю следить за четырьмя мечами, с немыслимой скоростью мелькающими в воздухе. Не успеваю увидеть, кто из двоих наносит врагу первый удар. Я слышу за спиной тяжкий гул, оборачиваюсь и, забыв о своем оружии, бегу прочь от схватки, размахивая руками. Бегу к уже двинувшимся вперед ратям севера, срывая горло отчаянным криком: «Назад!!! Стой!!! Все наза-ааа…»

Хотя имя мое раз за разом повторяется в песнях, хотя именно мне, да еще тяжело раненному мной Бранну приписывают решающую роль в том сражении, я не видел многого. Скажу больше: с точки зрения любого уважающего себя барда, я не видел основного.

Я не видел, как четверо в алых одеждах медленно отступали, из последних сил сдерживая сотни и сотни бойцов, рвущихся на помощь своему гибнущему господину.

Как корчился на земле первый из них, пробитый едва ли не дюжиной копий.

Как второй ронял меч, и кровь, хлещущая из разрубленного горла, почти не была заметна на фоне его доспехов.