Звени, монета, звени

Воин нехотя отводит меч, но не убирает его в ножны; коридорный, еще не до конца уверенный в том, что он по-прежнему жив, прислоняется к стене. Конюх тут же принимается кланяться и благодарить добрых господ, желая им всяческих благ, но тут же замолкает, когда меч нацеливается на его живот.

— Вы знаете, что это означает?

Фрэнк, голос которого опасно мягок, медленно прикасается к метке Алого Ордена. Коридорный, всё еще не оправившийся от потрясения, торопливо кивает, конюх тоже.

— Хорошо, но я всё же напомню. На всякий случай. Итак, этот знак, который невозможно подделать, говорит любому в Северном Пределе, у которого есть глаза: забудь. Забудь то, что ты видел и слышал на всю жизнь, если хочешь, чтобы она и дальше продолжалась. Вам всё ясно?

Выслушав дружные и весьма бессвязные подтверждения, воин наконец убирает меч и добавляет:

— Я рад. И запомните: если любой из вас еще хоть раз окажется перед этой дверью без очень веских причин, то я выпотрошу его как треску. А теперь — убирайтесь!

Проследив, как перепуганные до смерти слуги с грохотом скатываются по лестнице, Фрэнк возвращается в комнату и запирает дверь на засов.

— Они точно говорили правду? — спрашивает он, усаживаясь на свое место. В ответ я пожимаю плечами:

— Надеюсь.

— Ты хочешь сказать, что не уверен?

— Я хочу сказать, что проверять их более тщательно у меня нет ни желания, ни времени. В любом случае ты их так напугал, что…

— Хотелось бы верить… Но завтра с утра нам лучше переселиться в какое-нибудь другое место, более скромное и безопасное. Я уже жалею, что не настоял на предложении Делонга. С двумя-тремя алыми братьями в качестве стражей я бы чувствовал себя куда увереннее.

Ну ничего себе! Мои брови против желания приподнимаются:

— Уж не страх ли я слышу в твоем голосе?

— При чем здесь страх? Просто у меня нехорошее ощущение, что наш враг сейчас хозяин ситуации, и это мне не нравится.

— Хм, кто бы спорил…

Минуту оба молчат, потом я встаю и некоторое время копаюсь в своей сумке.

— Вот. Давно пора было дать тебе это.

Воин с интересом рассматривает предмет, лежащий на моей ладони.

— И зачем мне эта побрякушка?

— Эта «побрякушка», как ты ее называешь, великолепная помощь в сложной ситуации. К сожалению, она у меня лишь одна. О Четыре! Если бы я вовремя дал ее Кольне, то он скорее всего был бы жив!

Пожав плечами, Фрэнк надевает на правое запястье широкий витой браслет из белого металла, похожего на серебро.

— Ты доволен?

— Вполне.

— И как он мне может помочь? Испепелит недоброжелателя, что ли?

— Доверься мне. Просто доверься и носи браслет, не снимая, пока я не разрешу. Договорились?

Воин вновь пожимает плечами, будто говоря: ладно, ты здесь главный.

— Тебе не кажется, что мы несколько отвлеклись?

— Возможно. Итак, как я говорил, в правдивости рассказа хозяина и повара «Леопарда» я абсолютно уверен. Каждый из них изложил именно то, что видел.

— Допустим. И что с того?

— Что с того? Да то, что Трейноксис и его подручные, если таковые есть, прекрасно знают, что мы в Лайдоре и ищем их. Что они тоже находятся здесь, или по крайней мере находились до сегодняшнего утра. Что…

— Погоди. Теперь давай помедленнее и с объяснениями. Я не успеваю за твоими мыслями, о Мудрый.

— Хорошо. Ты помнишь дом Керволда и старика Димаста?

— Конечно, по… Что?!

— Вот именно. Спорю на свою бороду, что до появления там Трейноксиса Димаст был не более гельт, чем ты или я. Я уверен: его сделали таким, каким мы его нашли.

— Но это значит, что если бы Кольна пришел сюда…

Я устало киваю:

— Я бы тут же убил его. Похоже, именно на это наш враг и рассчитывал. Он прекрасно знал, что любой Мудрый не может себя контролировать в присутствии гельт, что он будет действовать молниеносно и совершенно однозначно.

— Какая мерзость! Получается, что если он, не приведи Четыре, доберется до меня раньше, чем я до него…

— Увы. Наше служение не позволяет нам колебаться, даже если состояние гельт охватывает очень близкого, родного человека. Мать, ребенка, любимую…

Прищурившись, воин смотрит на меня с нескрываемым неодобрением:

— Чем больше я узнаю, тем больше понимаю, что Четыре, да простят Они мое богохульство, не столь уж благи.

— Возможно. Но не забывай, что в обычной ситуаций появляется не больше одного-двух гельт во всех четырех пределах за несколько лет. И лишь несколько раз за всю историю, насколько мне известно, это была женщина. Ребенок — ни разу.

— А многих…

— Это не имеет никакого отношения к нашему делу!

Я резко встаю, подхожу к окну и долго всматриваюсь в ночь, будто хочу разглядеть что-то в темноте. О Всеблагие! Несмотря на то, что вы избрали меня столько лет назад, я до сих пор так и не привык к этой части своего служения!

— Восемь, — наконец глухо произношу я, не оборачиваясь. — За пятьдесят четыре года я лично уничтожил восемь человек…

Некоторое время мы оба храним молчание. Наконец я задергиваю портьеру и вновь занимаю свое место за столом.

— Тот браслет, который я тебе дал… Пока он на твоей руке, никому не удастся помутить твой разум. И довольно об этом.