К стыду моему, я нечасто посещал храмы, особенно когда детство плавно перетекло в юность. И не помнил ни одной проникновенной речи божьих служек.
– Значит, в Дерка вселился демон, который переделал его тело?
Широкие плечи приподнялись и опустились:
– Выходит, так.
Хорошо, одно объяснение с грехом пополам нашлось. Но оно тут же потребовало следующего.
– А как насчет Ньяны? Она ведь ни в чем не уступила пастуху. Собственно, превзошла, если вернулась живой и невредимой. Как быть с ней?
Взгляд Натти ловко скользнул мимо меня:
– Да ты и сам понимаешь. Ведь понимаешь?
Да, один и один сложить могу. Но представить, что внутри моей защитницы живет нечто нечеловеческое…
– А как демоны проникают в тело? Или сначала в душу?
– Тебе бы не у меня об этом спрашивать. Почем я-то знаю? А есть люди сведущие.
Ну да. Охотник на демонов, к примеру. Только мне сейчас до него не добраться.
– Спрошу. Когда свижусь. А сейчас лучше прилягу, а то завтра вставать ни свет ни заря. Да, и когда будешь о коляске спрашивать, кучера тоже попроси.
Натти кивнул:
– Коляска будет. А кучер нам ни к чему. Сам справлюсь.
Нам?
– Ты о чем?
– Я хоть и не так прыток, как толстобокая, да только на одного руку всегда поднимут скорее, чем на двоих.
Грент оказался вольным городом, и этот факт лишил меня большей части накопившейся было уверенности. Впрочем, Натти сообщил об особенностях того места, куда мы направлялись, когда до городских ворот оставалось не более сотни шагов и поворачивать назад было поздно.
Я никогда не понимал, как Дарохранитель допустил возникновение подобных поселений. А если ничего не мог поделать с желанием людей оставаться неподчиняющимися никакой власти, кроме самолично избранной, то зачем согласился включить вольные города в состав Дарствия? Никакого проку от них не было, подати платились в общую казну небольшие, ополчение, а тем паче солдат для службы в дарственной армии «вольные» не поставляли, да и вообще никак не участвовали в жизни государства, клочок которого оставили за собой. Можно допустить, что на заре существования Дарствия некогда и не под силу было справляться со всеми неурядицами, благо они не представляли собой прямой угрозы, но сейчас? Почему бельма вольных городов все еще остаются на логаренской карте? Напрашивалось лишь одно объяснение, удивляющее и заставляющее задуматься: это нужно тем, кто облечен властью. Зачем – второй вопрос. Возможно, уже не настолько важный…
Стражники у ворот все же присутствовали и выполняли ту же работу, что и их товарищи во всех остальных городах Дарствия. Собирали плату за вход. И наверняка, как на всех прочих рубежах, монеты, падающие в объемистый кошель, должны были пойти на укрепление городских стен, мощение улиц и прочие премудрости, без которых жить можно, но выжить не удастся.
Улицы города были слишком узкими для того, чтобы любому приезжему позволялось без дополнительной оплаты передвигаться по ним в конном экипаже, поэтому коляска была оставлена нами в предместье, на попечение хозяина постоялого двора. Но и пешее перемещение по Гренту оказалось удовольствием не из дешевых: услышав, сколько придется заплатить за вход, я мысленно выругался, потому что при себе имел ненамного большую сумму, но еще даже не успел нащупать под складками накидки собственный кошелек, а Натти уже отсчитывал монеты. И равнодушие, с которым его пальцы отпускали медные кругляшки в путешествие по чужим карманам, совсем не подходило простому прислужнику, да еще из глухой провинции. Мне точно было бы жалко отдать столько денег сразу, а рыжий расставался с монетами, как с дорожными камешками, набившимися в башмаки.
Впрочем, кроме платы, стражникам больше ничего от нас не потребовалось, и это настораживало: в благопристойных городах всегда спрашивают, кто и с какой целью вступает в ворота. Конечно, нет никакой уверенности, что чужак назовет настоящее имя, но видимость порядка соблюдается. Кроме того, в поселениях, где Наблюдательные дома полностью укомплектованы служками и Звеньями, врать всегда себе дороже. Здесь же… Властям нет никакого дела до безопасности?
К тому же пара фраз, которыми перекинулись люди, призванные охранять свой город, и вовсе чуть не сбила меня с шага:
– А мужики-то не просты.
– Ага. При одном даже ножа нет.
Обычно все происходит ровно наоборот, и стража настойчиво интересуется, зачем тот или иной человек пытается пронести оружие, и если местные законы позволяют, то взимают дополнительную плату либо отказывают во входе, а тут как раз отсутствие средств защиты и нападения вызвало у стражей полууважение-полузависть. Получается, каждый обитатель вольного города Грента вооружен до зубов? И если кто-то приходит сюда с голыми руками, значит, он заведомо уверен в своих силах? Правда, у меня руки совсем уж голыми не были: прихватил из смотрительского дома посох, принадлежавший моему предшественнику. Было огромное желание обзавестись и чем-то стальным, но времени пошарить по Долу не хватило, да и, боюсь, дольинцы не поняли и не одобрили бы мою тягу к орудиям нападения и защиты.