Обретшая временный покой красавица вновь вернула себе власть над мужскими сердцами и всеми прочими частями тела: мигом нашлись верные поклонники, благоговейно унесшие ее с площади. А ведь еще минуту назад они стояли объятые ужасом… Любопытно. Значит, нечто, вызвавшее появление ранок на теле женщины, одновременно развеяло и чары? Правда, ненадолго, но все же. Знать бы еще, что это было такое.
Чья-то ладонь тяжело опустилась на мое плечо. Бож милостивый, я же совсем забыл… Натти! Сейчас он выглядел чуть лучше, по крайней мере, из глаз пропала та страшная тоска, и ручьи пота иссякли до капелек.
— Что с тобой?
— Да вот, нахлынуло, — неопределенно ответил рыжий.
Ну да, по-прежнему рыжий. А как же та седая прядь? Или мне все-таки померещилось? Впрочем, неудивительно. В голове до сих пор все какое-то перемешанное и взбудораженное.
— Мне нужно прилечь.
— Как скажешь. — Я подхватил Натти за талию.
— Смогу и сам дойти. У тебя ведь еще дела здесь.
Это верно. Но не менее важное дело ждет меня в гостевом доме.
— Как думаешь, удастся уговорить Марис уступить тебе кровать?
Впрочем, уговаривать никого не пришлось: когда мы добрались до трапезного зала, выяснилось, что прибоженный все еще там. Любезничает с градодержателем, и, судя по тому, что юноша ощутимо повеселел, беседа велась к обоюдному удовольствию.
Перед самым гостевым домом Натти решительно отказался от моей поддержки, до лестницы добрался без помощи, держа спину на удивление прямо, а по ступенькам поднялся намного быстрее меня. Я было подумал, что рыжий притворяется, но, когда нагнал его в коридоре, немного устыдился своих подозрений, потому что на бледном лице снова выступили капли пота, крупные и слегка мутные. К тому же, едва переступив порог комнаты, Натти чуть было не осел на пол, словно ноги, крепкие и кряжистые, больше не хотели держать своего хозяина.
— Что с тобой? — спросил я, когда кровать под рыжим протяжно заскрипела.
Он должен был бы ответить что-то вроде «и сам не знаю». По крайней мере, подобные слова, ни к чему не обязывающие и ни о чем толком не говорящие, мешают возникновению беспокойства. Но я услышал:
— Да лихорадит что-то.
А вот такой поворот событий не радовал. В памяти сразу всплыла Чумная весна и пяток ее товарок, которых мне удалось пережить. Лихорадка — дело неприятное и весьма опасное, особенно когда случается в месте, где нет надзора за благополучием людей. Причем насильственного надзора;
— Ничего, пройдет.
— С тобой такое уже бывало?
Рыжий кивнул. Вернее, еле заметно двинул головой. Ржаво-карие глаза были прикрыты веками с той самой минуты, как мой помощник оказался в лежачем положении, и теперь судить о том, спит он или бодрствует, можно было лишь по коротким отрывистым фразам, по всей видимости тоже не доставляющим Натти приятных ощущений..
Ну, раз бывало, попробуем понадеяться на лучшее. Хотя, с другой стороны, волноваться уже поздно: я слишком давно и подолгу нахожусь рядом с рыжим, так что, если тот и носит в себе какую-то чуму, мне тоже перепал ее кусочек. Возможно, немалый. А поскольку прежней защиты от недугов мое тело лишено, то случится ровно то, чего не удалось миновать.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Нет. Я просто посплю. Немного.
Ну на нет и суда нет. Конечно, можно позвать местного лекаря, но тогда нас выставят из города еще скорее, чем за преступные проступки. Нет, с лечением повременю. Хотя бы пока не поговорю с прибоженным о странных знаках на теле женщины, наполовину желанной, наполовину ненавистной всему вольному городу.
— Вы быстро вернулись, — сказала Марис, входя в комнату, и остановилась, слегка приподняв брови. — Ваш приятель утомился от такой небольшой прогулки?
— Он нехорошо себя чувствует.
Лицо прибоженного не потеряло ни капли своей безмятежности, но в голосе Марис появились суровые нотки:
— Болен?
— Возможно.
Она-он подошла к рыжему и положила ладонь на вспотевший лоб. Постояла так с минуту, наклонилась, прислушалась к дыханию Натти, потом, тщательно вытирая каждый палец платком, подошла ко мне.
— Похоже на лихорадку.
— Я знаю.
— Правда, сейчас жара нет. Вашему приятелю нужен отдых. И лекарь.
— Я подумал о том же, поверьте. А еще о том, что обстоятельства не располагают к лечению.
Марис изобразила на своем лице вопросительное выражение, но оставила на мою долю продолжение разговора. Чем я и воспользовался, попросив:
— Расскажите мне о беглянке.
— Что именно?
— Хотя бы как выглядит.
Она-он задумалась, вспоминая.
— Ниже меня ростом. Еще совсем юная, потому немного угловатая. Такие, как мы, почти до самого совершеннолетия, а то и много позже остаются похожими на подростков.
— Потому что ваше тело никак не может выбрать, каким стать, мужским или женским.
Это не было вопросом, я просто размышлял вслух, и Марис все поняла правильно. Однако безобидная фраза оказалась тем самым мечом, что пробил в щите спокойствия заметную брешь.
— Вы не знаете, о чем говорите.
— Но это правда?
Стиснутые губы прибоженного побелели:
— Да.