Парень еще раз окинул взглядом пострадавших, которые медленно, но верно начинали расползаться по своим домам, кто самостоятельно, кто с помощью приятелей и слуг. Разумеется, патруль городской стражи, прибывший вскоре после окончания побоища, переписал имена и адреса, но особого толку в том не было, потому что ни один из избитых не захотел пролить свет на причину произошедшего. К тому же, как пострадавшая сторона, они имели полное право убраться восвояси, храня молчание, что радовало градодержателя еще меньше.
— Хотите сказать, что все они напали на вас?
— Именно так.
Охотник исчез гораздо раньше начала разбирательства, бросив меня, можно сказать, на произвол судьбы. Что мешало ему остаться и выступить свидетелем всех этих странных событий, я не понимал. Разве что вольный город Грент не верит в демонов. Да и мне не верится. По-прежнему. Хотя всего увиденного хватило бы, чтобы не просто уверовать, а повредиться умом. Любому человеку, который все непонятное сразу же записывает во враждебные чудеса. А у меня, как я ни старался, даже удивиться не получалось.
Демоны? Пусть. Раз они есть на свете, значит, никуда от них не деться. К тому же имеются люди, способные их убивать. По крайней мере, одного такого убийцу я даже знаю лично. Двигаются быстрее взгляда? А может быть, это я не умею смотреть достаточно быстро? Обладают невероятными способностями? Но и самый последний сопроводитель кажется простому обывателю почти легендой. Эти да-йины всего лишь находятся где-то на одной из следующих ступенек. Где-то надо мной. Я вряд ли смогу когда-нибудь туда подняться, потому что не знаю дороги, но…
В смерти Оллис не стала ни прекраснее, чем была, ни уродливее. У ног градодержателя лежало мертвое тело и ничего более. Расслабившееся на самом последнем выдохе. И даже глаза были умиротворенно закрыты, словно женщина уходила, то ли покорно приняв свою участь, то ли радуясь ей. Только растерзанный ногтями и запятнанный кровью шелк вызывал вопросы.
— Что с ней случилось?
— Она умерла.
Парень с печальным лицом скорчил недовольную гримасу:
— Это я вижу. Ее тоже убили вы?
— Увы, нет. Я к ней даже не прикоснулся…
— «Увы»?
Ехидничает? Ну да, и я бы на его месте недоумевал. Но вспоминая, какое зрелище представало передо мной еще полчаса назад… Все же жалею. Может, не надо было быть настолько упрямым? В конце концов, жизнь дается всего один раз, а уж встреча с воплощением всех мужских желаний случается и того реже.
— Низ ее живота изранен. Кем?
Ею же самой, разве не видно? Вон все пальцы в засохшей крови.
— Я не знаю.
— Вы находились рядом. Неужели не видели?
Самое смешное, что нет. Хотя многое отдал бы за то, чтобы узнать, какие именно штуки проделывал за моей спиной охотник.
— В те минуты у меня были другие заботы.
Градодержатель устало потер виски:
— Помнится, я уже предупреждал вас, чем грозят подобные проступки.
— Такие разговоры не забываются.
— Я вынужден выдворить вас из Грента.
— Навсегда?
Вопрос прозвучал шутливо, хотя смеяться мне вовсе не хотелось. Впрочем, для слез повода тоже не было. А вот для злости — сколько угодно. Как я буду объяснять своим дольинским подопечным, что мне заказан путь в вольный город?
Какие слова должны были прозвучать в ответ, так и не стало известно, потому что в комнату вошла Марис. Уверенная, спокойная, словно не замечающая нашего присутствия, она остановилась возле тела погибшего прибоженного, склонилась над ним, дотронулась кончиками пальцев до лба над переносицей Оллис, потом до застывших губ и что-то прошептала. Может быть, возносила молитву, может быть, прощалась. А после, выпрямившись, нашла глазами парня, который лишился руки.
Он сидел, прислонившись к стене, бледный от потери крови, но все еще живой и, как уверил лекарь, перевязавший рану, вполне способный дожить до преклонных лет. Сидел, отрешенно глядя на суету, наполнившую комнату. Правда, когда парень увидел Марис, в нем что-то словно вспыхнуло и тут же угасло. Словно давешние угольки в глазах да-йина. А потом, не говоря ни слова и ничуть не изменившись в лице, страж кумирни — теперь стало понятно, что никем другим он попросту не мог быть, — потянулся левой рукой к голенищу сапога.
Остановить самоубийцу успел бы только демон. Ну, может быть, еще охотник на демонов. А мне и градодержателю оставалось только беспомощно смотреть, как следующим же движением страж вонзил длинный узкий нож себе под подбородок. По самую рукоятку.
Губы Марис снова шевельнулись в беззвучной молитве, столь же короткой, как та, которой была напутствована в последнее странствие Оллис, а следующая фраза была обращена уже не к мертвецу, а к вполне живому человеку:
— Теперь можете выдворить из города и меня.
Градодержатель растерянно моргнул:
— Зачем вы приказали ему умереть?
— Он мог выбирать. И выбрал возвращение на прежний путь.
— Какой еще путь?!