Звенья разорванной цепи

Роскошные туалеты Лоры фон Рейнеке остались на квартире первого секретаря российского посольства в Вене. Платье Греты Эберхард они разрезали на куски и закопали в землю еще на охотничьей заимке. Полотняный кафтан и камзол, которые были на ней сейчас, сильно поистрепались в дороге, а фетровая шляпа даже порвалась с краю. Столь же непрезентабельно выглядела одежда Николая и Глафиры.

Посещать модные магазины и ателье в Белграде Аржанова не решалась. Слишком много австрийцев — офицеров с женами и без оных, унтер-офицеров и солдат — свободно разгуливали по центру города, словно бы у себя дома. Кто знает, что у них на уме, и не разослал ли граф Перген какую-нибудь хитроумную инструкцию в полки императора Леопольда Второго.

Потому, вступив в беседу с продавцом лавки на рынке, курская дворянка за сходную цену приобрела два относительно новых пехотных кафтана из белого сукна, два белых камзола к ним, лосинную портупею с тесаком, вложенным в боковую лопасть на ней (для Николая, дабы стал он похож на австрийского нижнего чина), двадцать позолоченных офицерских пуговиц и две форменные треуголки, причем одна — также офицерская, с золотым галуном по краям. Подогнать кафтан и камзол по размеру пообещала барыне Глафира. Верной служанке Аржанова тоже купила обновки: цветастую юбку, шаль и блузку с кружевным воротником.

Горничная как раз и отмеряла на Анастасии длину рукавов нового кафтана и булавками пришпиливала сукно в нужном месте. Вдруг пол под их ногами качнулся, в открытое окно каюты полетели брызги, за деревянными стенами послышался шум, отдаленно напоминающий рык разъяренного зверя. Женщины в тревоге переглянулись. Голос бушующей стихии им был знаком. Они слышали его на Черном море, путешествуя осенью 1782 года на флагманском военном корабле «Хотин».

Надев старый полотняный кафтан, Аржанова выскочила на палубу. Там только что сыграли «аврал». Восемь матросов взбежали по вантам к реями убирали большой прямоугольный нижний парус. Пять человек налегали на канаты у бушприта, стягивая трепещущие на ветру, как лоскуты, треугольные паруса. Штурман Вазингер и боцман заняли место у румпеля, держа его конец обеими руками. Капитан Зандерс вышел на нос баржи с подзорной трубой. Четыре матроса, встав вдоль обоих бортов, длинными баграми готовились отталкивать баржу от обломков скал, кое-где поднимающихся над поверхностью Дуная.

«Матильда» вошла в ущелье Казан.

Теперь справа от нее серой отвесной стеной на высоту более тысячи метров вздымались Карпаты. Иногда их кручи расходились, образуя впадины. Оттуда, грохоча и пенясь, низвергались вниз струи воды. Так мелкие карпатские речки приносил свою дань могучему и великому Дунаю. Слева тянулась гряда Восточно-Сербских гор. Здесь встречались и заводи с пологими берегами, усыпанными галькой, и огромные неприступные валуны. Вскипая волнами, речной поток отталкивался от них и устремлялся дальше.

Между тем следовало вести баржу точно по его середине. Однако вода, стиснутая с двух сторон и потому обретшая небывалую силу, играла двадцатидвухметровым судном, как щепкой. Она норовила развернуть его в какую-нибудь сторону и прижать к каменным уступам. Ей помогал внезапно появившийся ветер. Ему некуда было деться в глубоком горном ущелье. Он выл, свистел в корабельных снастях, поднимал тучи брызг у водопадов и, толкая «Матильду» в корму, тоже рвался вперед, к «Железным воротам». Лишь на Нижнедунайской равнине он сможет всласть погулять на воле, долететь до широкой дельты реки и успокоиться на просторах Черного моря.

Гончаров рукой подавал сигналы команде: взять то влево, то вправо, то прямо. Повиснув на румпеле, штурман и боцман поворачивали или удерживали руль в нужном направлении, хотя толща воды сопротивлялась этому. Матросы ударяли баграми по вечно мокрым гранитным громадинам, торщащим над ней кое-где, и баржа, послушно уклоняясь вбок, обходила опасное место легко, точно быстрая птица.

Курская дворянка стояла у мачты. Красота дикой природы, мощный голос Дуная, грозные уступы гор, наверху поросшие деревьями, восхищали Аржанову. Угрозы своей жизни она не чувствовала. Река, даже бурная, — ничто в сравнении с бескрайней бездной моря. К тому же экипаж «Матильды» действовал дружно, слаженно, смело. Она видела это и всецело доверяла австрийским многоопытным речникам.

Зато Глафира, несколько раз выглянув в окно и увидев кипящую за кормой речную поверхность, побледнела, перекрестилась и встала на колени перед их походной иконой святого Николая Угодника. Много заговоров и молитв знала внучка деревенской знахарки. Их них она сейчас выбрала одну, по ее мнению, наиболее подходящую и забормотала: