Звенит январская вьюга

Был я мальчик молодой
и в Тирольских жил горах.
Там вечернею порой
Все тирольцы пели так.

Обычно Люи Маркович, после спетого им четверостишия, делал паузу в ожидании того, когда музыканты оркестра после слова «Так», дружным хором подхватят и выкрикнут слово: «Как?» И тогда после их выкрика он продолжал своё пение с тирольскими руладами: «Ула-ла рихи. Ууула ларихи. Ла-ла рихи ла-ла-ла ларихи!» и т. д.

Но однажды на одном из концертов музыканты договорились, что в момент их выкрика «Как?», все они должны будут промолчать. До боли привыкший к ожидаемому им выкрику «Как?», Люи, не услышав это, замер в ожидании, продолжив стоять на сцене с минуту и не дождавшись выкрика музыкантов, под их хихиканье ушёл со сцены, где за кулисами тихо заплакал. Увидев заплаканного Люи, музыканты, не ожидавшие подобной реакции, все как один бросились к нему с извинениями. А Эдди Игнатьевич долго ещё успокаивал друга.

Вспоминая разные эпизоды из жизни артистов и музыкантов оркестра Э. Рознера, хочется вспомнить об одном солисте.

В начале 60-х годов в оркестре Э. Рознера появился певец Альберт Баяджан. Это был прекрасный певец, тенор, обладавший прелестным и мягким тембром голоса и исполняющий неаполитанские песни, что пользовались большим успехом и любовью у публики. Альберт так же пользовался огромным успехом у женщин всех возрастов, и в каком бы городе он ни появлялся, всюду его ожидало множество поклонниц. В общем – любимец публики. Вот только одна проблема. Альберт был человеком нервным, а проще говоря, как прозвали его музыканты, «Смурной», что в переводе с музыкального жаргона означало – ненормальный. Альберт был молод и было ему слегка за тридцать. Был он среднего роста, худощав, бледен и лысоват. А кроме того, из-за нарушенного психического состояния, Альберт постоянно избегал пыли, микробов, которые по его словам, всюду преследовали. Он подолгу мыл руки и мыл их до той поры, пока от куска мыла оставался крошечный обмылок. Подобное происходило и с килограммом сливочного масла, которое он покупал. Таким образом, достав из середины спичечного коробка спичку, он умудрялся с четырёх сторон срезать все слои масла, и лишь оставшийся маленький кусочек отправлял себе в рот. Ему вечно не хватало денег! И каждый раз он прибегал к директору оркестра за очередным авансом. А когда он появлялся у директора, которому изрядно поднадоел, тот, чтобы избавиться от Альберта, снимал со стула свой изношенный пиджак и начинал им трясти. Испуганный Альберт молниеносно исчезал из виду. По всей эстраде ходили и слагались легенды об Альберте Баяджане. Однажды Альберт пожаловался Рознеру, что нуждается в хорошем костюме, на что ему не хватало денег.

«Золётко, возьмыте у нащего дырэктора!» – ответил Рознер.

«Директор не даёт денег, говорит, что я все деньги уже выбрал!» – обиженно заявил Альберт.

И искренне пожалев Альберта, Эдди Игнатьевич решил пригласить его домой и подарить костюм. После разговоров, Рознер повёл Альберта в спальню, где перед ним во всю комнатную длину в стене был расположен шкаф. И открыв дверцы шкафа, Рознер с гордостью указал рукой на висевшие там костюмы всех цветов и оттенков, предложив Альберту выбрать любой из них.

«Вибиряйте лубой костьюм, золётько – он ващ!» – улыбаясь, с гордостью предложил Эдди Игнатьевич.

Баяджан некоторое время покрутился у шкафа и, взглянув на предложенные костюмы, недовольно заявил:

– Эдди Игнатьевич! Я такое говно не ношу! Обиженный и оскорблённый Рознер долго не мог этого забыть, а тем более простить Баяджану. Проработав в оркестре Эдди Игнатьевича несколько лет, по неизвестным причинам Альберт покинул оркестр. Прошло несколько лет, и кто-то из музыкантов, встретив Баяджана в Москонцерте, рассказал о том, что Альберт очень изменился и даже стал за руку здороваться, чего раньше с ним не происходило.