Звенит январская вьюга

Это было время начало 60-х, когда стали появляться новые литературно – художественные журналы, открылся новый театр «Современник». Государство было заинтересовано в развитии новых структур в области искусства, образования и появлении новых творческих лиц. Однако руководством страны всё ещё проявлялась противоречивость в культурной жизни, желание держать всё в жёстких рамках. В те годы появлялись и организовывались много новых коллективов – Студия эстрадного искусства под руководством А. Маслякова, выпустившая не мало молодых творческих лиц разных жанров искусства. Во Всесоюзном радио – комитете появляются новые редакции, как например, редакция «Сатира и юмор», где большим успехом пользуется радиопередача «С добрым утром», и тд. На телевидении, среди новых программ появилась программа «Голубой Огонёк». Устраивается множество представлений на стадионах и в концертных залах страны. Именно в те годы своё искусство демонстрировали полюбившиеся мастера эстрады, лучшие силы того периода, певицы – Клавдия Шульженко, Лидия Русланова, И. Набатов, Миров и Новицкий, Миронова и Менакер, Шуров и Рыкунин, Рина Зелёная, А. Райкин и др. Оркестры п/у Л. Утёсова, Э. Рознера, Б. Ренского, Д. Покрасса. Ведущие программ, конферансье М. Гаркави, Смирнов-Сокольский и многие другие артисты тех лет, хорошо зарекомендовавшие себя.

Министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева принимала активное участие в жизни и творчестве советских артистов, особенно знаменитых. Иногда она приглашала их к себе, где за длинным столом своего кабинета в министерстве культуры, подолгу рассказывала о новых планах страны, а также активно интересовалась жизнью артистов и тем, что нового происходило в области культуры и искусства. После обсуждений происходящего в стране и политических дебатов шли разговоры о новых стройках страны и семилетнем плане. В конце совещания разговор переходил на обычные житейские темы.

На одно из таких совещаний Е. Фурцевой был приглашён и Эдди Игнатьевич Рознер. Среди других присутствующих там коллег были А. Райкин, Л. Утёсов, Б. Ренский, М. Гаркави, Смирнов-Сокольский и мн. др. Тот день ничем не отличался от всех других дней, и в программе совещания, как обычно, Е. Фурцева говорила о политике и жизни страны, о её стройках и в конце рассказа. остановилась на планах пятилетки, что по решению партии и правительства должны были перейти в семилетний план.

Слушая разговор о планах семилетки в стране, Эдди Игнатьевича Рознера, имелись свои соображения и соответствующее отношение ко всем происходящему. После отсидки на Колыме долгих восьми лет лагерей, накопилось немало обид, и всё, о чём говорилось на совещании, ему было глубоко безразлично, если не сказать больше. У него было своё отношение к пятилетке и семилетке! Где-нибудь в другом месте сказал бы он им что то покрепче, но здесь, оказавшись на совещании, Рознер вынужден был соблюдать положенный этикет, создавая видимость внимательного слушателя.

Наконец, в середине выступления, почувствовав себя утомлённым бесконечной демагогией министра культуры, Рознер осторожно, стараясь не привлекать внимание коллег, развернувшись в пол-оборота к сидевшему рядом М. Гаркави, полушёпотом с ним заговорил. А чтобы никому не было понятно, о чём шла речь, Рознер заговорил на идиш – (еврейском языке.)

«Ди фарштэйст эпес фин вос зы рет?» – Рознер.

«А! Эпэс их фарштей!» – ответил Гаркави.

«Зы зогт фин де гройсен планен». – Гаркави.

«Ах! Их вэйс гурнышт, фун дос, ин их вилнышт мерн цу херн» – Рознер.

«Ди вейст, их вил дих эпес фрейгн». – Рознер.

«Ё? Вос?» – Гаркави.

«А ди глейбст зей? Их нышт! Ин их вил геен а хейм». – Рознер «А брох ов зеере коп мид зеере планен! Их как ойс ов зей! Зол зей какн ун штинкен, фаркакте милихе! Зол зей але кишн мир ин тохэс!» – Рознер. Неожиданно последняя фраза Рознера прозвучала громче других, и сидевшие поблизости артисты стали оборачиваться. Увлечённые разговором Рознер и Гаркави забыли, где находились, а главное, что перед ними стояла не кто-нибудь, а министр культуры Е. Фурцева.

– Ди фарштейст мир? – продолжал полушёпотом Рознер.

– Фарвос ныт? – отвечал Гаркави.

Присутствующие, глядя на обоих, не понимая, о чём и на каком языке они говорили, возмущённо стали переглядываться, пожимая плечами. И лишь один Л. Утёсов, до кого изредка долетали отдельные фразы, старался прикрывать рот ладонью, чтобы вслух не рассмеяться.

В переводе на русский язык суть того разговора между Рознером и Гаркави заключалась в том, что Эдди Игнатьевич не понимал, о чём так долго говорила Екатерина Алексеевна Фурцева. Гаркави, переводивший разговор, объяснял, что речь шла о пятилетних планах, которые перейдут в семилетние. Утомлённый Рознер отвечал, что о семилетнем плане ему мало что было известно, а вот с восьмилетним он был хорошо знаком!