Звенит январская вьюга

Не на шутку испугавшись за здоровье народной артистки, Владимир сию же минуту выскочил в корридор и, увидев там рыдающую Русланову, поспешил к ней и, подойдя ближе, тихо спросил: «Чо орёшь?» Тут она подняла голову и, подозрительно посмотрев на него, сказала: «Ты что ль, гад ползучий?»

– Я! – спокойно ответил он.

– Ну и сволочь же ты порядочная!

– Это благодарность? Ладно! Уж так и быть! На! Получай свои цацки, но знай, что с тебя причитается она самая!

– Да хоть две! В 1954 году уже летом, очередь на освобождение дошла и до Эдди Игнатьевича Рознера. Оказавшись в Москве, разутый и раздетый, он тут же позвонил своим друзьям, где находились его жена Рут и дочь Эрика.

В тот вечер Эдди и Рут вновь сидели рядом друг с другом. Счастливые, что наконец оказались снова вместе, и одновременно грустные, что по воле судьбы разлучены были на долгие годы. Пили вино, радовались и плакали как дети, вспоминая молодость, былое. Долго не могли уснуть, рассказывая о том, что с каждым из них происходило, и как жилось обоим по разным сторонам жизни. И так продолжалось все следующие дни.

В один из тихих вечеров, оставшись наедине с супругой, Эдди обратился к ней: «Я должен тебе в чём-то признаться, Рут», – сказал он, робея, как мальчишка. «Видишь ли! В лагере, где я находился…» Слова у него начинали путаться и сбиваться в кучу.

«Знаешь, Рут?» – снова попытался он.

Рут, решив, что Эдди не может вспомнить то, о чём хотел рассказать, она попыталась успокоить его и перевести разговор на другую тему. И взяв её нежно за руку и глубоко вздохнув, он продолжил: «Рут! Дорогая! Прости, но я не могу больше молчать! Там, в лагере, я умирал от голода и цинги, и меня спасла одна женщина, которой я обязан и буду благодарен до конца дней. Понимаешь, Рут?». Опустив голову, Рут с грустью посмотрела на Эдди.

«Прости меня, но так вышло. Я уверен, что этого никогда не случилось, если б…» Он замолчал. Рут обняла его и тихо сказала:

«Успокойся, дорогой, не надо! Я и без твоих слов всё понимаю».

Но Эдди не унимался: «У нас с ней ребёнок, девочка, которую она родила там, в лагере!» – добавил он. «Эдди, конечно это осложняет положение, но не мешает нам быть вместе?!»

Вздохнув, она добавила: «Этого и следовало ожидать».

Так потянулись дни за днями. Рут часто сидела молча, о чём-то думая. Что-то её беспокоило.

«Что с тобой, Рути?» – спросил как-то Эдди, но Рут продолжала молчать. И не выдержав своего молчания, она отвела его в комнату и поведала ему свою тайну.

– Эдди! – обратилась она, – ты был честен со мной. Ты многое мне рассказывал о себе, о своей непростой жизни, но ты ни разу не поинтересовался моей жизнью, как я жила все эти годы? Теперь послушай мою исповедь. Знаешь, мне тоже, как и тебе, было нелегко, и я тоже, как и ты, голодала и страдала от горя и одиночества. Там, в Казахстане, за мной стал ухаживать один человек. Он был доктор из Польши, как мы с тобой! Я очень обрадовалась, что у нас с ним оказалось много общих и бывших друзей и знакомых. А знаешь, Эдди, он оказывается был твоим поклонником?!

– Прекрати, Рут! – грубо оборвал Эдди.

– И что же ты собираешься мне рассказать? Что этот поляк был твоим любовником?

Это был их последний разговор.

Перед их расставанием, стоя в стороне и молча наблюдая за тем, как Рут собирает вещи, Эдди, понимая, что минута эта могла стать их последней, не в состоянии был сделать шаг вперёд, чтобы вернуть её. Она уходила тихо, держа за руку маленькую Эрику. И в какой-то момент, поцеловав дочку и взглянув на Рут, увидел в глазах её слёзы, и ничего не ответив, он поспешил быстро скрыться в темноте коридора. Некоторое время она стояла в дверях, не решаясь уйти, возможно надеясь, что он позовёт, но этого не случилось. В последующее время он избегал встреч с Рут и тем более разговоров о ней с друзьями. Они же всё понимали. Он любил Рут. Не было сомнений в том, что она была его единственной и настоящей любовью, с кем в жизни было много связано и прожито. Для неё он готов был пойти на многое. Припомнились незабываемые, тяжёлые военные годы, когда после очередных бомбёжек голодные и усталые, они долго бродили по разрушенной Варшаве, не находя приюта. Вместе с ними в ту пору были мать Ида Каминских с мужем. И, рискуя жизнью, Эдди решил отправиться в тыл к немцам за продовольствием. Поход тот был чрезвычайно опасен и, добравшись до немецкой комендатуры, Эдди представился им военным офицером, бежавшим из плена. И только благодаря своему диалекту немецкого языка, на котором Эдди Игнатьевич мог свободно разговаривать, немцы поверили и, собрав в дорогу большое количество провизии, отпустили его, с чем он благополучно сумел добраться до своих.