Зверь

— Переждите здесь, вы ничего не можете сделать, — торопливо сказал он, дергая кольцо крышки люка, ведущего в подвал. — Я вернусь за вами.

Снизу раздались два выстрела, пули ударились о перекрытие пола, вынуждая Фишера отпрянуть от входа в подвал.

— Иди к чёрту, дьявольское отродье! — снизу донесся приглушенный слоями дерева и бетона голос Варгаса. Наверняка, в панике детектив забаррикадировался внизу и пускать к себе соседей не собирался. Эллен знала испанский, но из его надрывного бормотания расслышала лишь «Мария Санта Лючия». Он молился. Ей больше ничего не оставалось, как наблюдать за побоищем из-за распахнутой настежь двери.

Эллен увидела четвёртого боковым зрением. Он двигался медленно, выверено, словно берёг силы и просчитывал лучший момент, для того, чтобы вступить в бой. Он был выше других, но болезненная худоба и блеклая, перемежающаяся язвами и проплешинами шерсть, говорила о том, что он не в порядке. Оборотень выглядел старше остальных — Эллен скорее догадывалась, складывая в уме факты, чем знала это наверняка. Это был тот самый Зверь, ради которого Нэйт обнёс аптеку и о котором упоминал шериф, когда говорил, что один из них болен. Но ему хватило сотой доли секунды, чтобы совершить решающий бросок. Удар его когтей распахал Адаму спину от плеча до поясницы. Рёв тяжело раненного оборотня обрушился на территорию громом взрыва, Эллен готова была поклясться, что сквозь звериный вой продирался человеческий голос. Голос Адама.

Эллен не хотела верить своим глазам. Она видела и не хотела видеть, как ошметки окровавленной плоти и кожи, влажная от крови шерсть слезали с его тела клочьями, обнажая человеческую спину, исполосованную пятью рядами рваных ран от когтей. Адам обращался назад. Эллен будто ослепла и оглохла. Ужас неотвратимого заставил все органы чувств замереть и прекратить воспринимать внешний мир. Казалось, она смотрит на всё, находясь по ту сторону экрана, на котором разворачивался раздирающий душу триллер с эффектом присутствия. Она едва заметила, как шериф выбрался из укрытия и дважды выстрелил старшему оборотню в грудь.

Зверь упал и больше не поднялся. Клан начал нести потери. Ещё один, отделившись от драки, настиг Нильсена и ударом лапы в грудь вывел его из игры. Шериф упал на землю и затих. Эллен ощутила, что осталась без опоры — Фишер бросил её на крыльце и ринулся к Нильсену.

— Хэнк, твою мать, смотри на меня! — Фельдшер склонился над ним, пытаясь определить, насколько серьёзны раны. — Чёртов дождь!

Дождь мешал, дождь бил шерифа по лицу и заливался в ноздри и в полураскрытый рот, угрожая лишить его воздуха. Дождь поднимал грязь, которая пачкала одежду и раны, дождь обманывал зрение, создавая плотную завесу из тумана и осколков брызг, и оборотень, смертельно ранивший шерифа, не заметил движения сбоку. Не заметила его и Эллен. Оно было молниеносным, яростным и полным отчаяния, словно нападавший вложил в него последние, иссякающие силы. Эллен увидела лишь итог: Зверь завалился на землю безвольным мешком, его шея превратилась в месиво плоти и обломков костей — схватив его поперёк корпуса, Адам зубами выдрал ему трахею.

Оставался ещё один. Его руки, плечи и спина были изрыты чёрными отверстиями от пуль, на груди багровели росчерки когтей — у него почти не было сил продолжать бой, но ярости хватило, чтобы подняться и совершить последний бросок. Ударом в грудь Зверь поставил Адама на колени.

— Нэйт! — Эллен казалось, что кричит не она, а кто-то внутри неё, безошибочно определивший в последнем живом оборотне собственного брата.

Но он не слышал её — Зверь вгрызался когтями в грудь Бишопа, углубляясь всё дальше в плоть с целью добраться до сердца.

— Натаниэль! — она встала в полный рост и бесстрашно двинулась в нему. Всё ближе и ближе, так, что покрытые кровью сосульки шерсти стали видны отчётливо. Стали видны отчётливо его скрученные, напряжённые, словно канаты, мышцы под жёсткой, покрытой тёмно-серой рябью кожей, его темные глаза — человеческие — глаза её брата, смотревшие теперь не на противника, а на неё. — Нэйт! Ты забрал у меня семью. Хочешь забрать ещё и его?!

Она кричала так, что оглушала саму себя. Эхо её голоса разносилось по лесопилке громче рычания Зверя. Это был крик отчаяния женщины, потерявшей всё.

— Я тебя ненавижу! — Эллен почувствовала, что сорвала голос. Едкая боль пронзила глотку, заставляя яростно глотать промозглый воздух, чтобы охладить связки, по которым, казалось, прошли наждаком. Всё внутри — от губ до желудка — горело, ей хотелось кричать ещё и ещё, чтобы докричаться до человека внутри животного, которым бесповоротно стал её младший брат.