Зверь

Показания бортового врача Ланглуа и профессора Дельмо — председателя медицинской комиссии, тща­тельно обследовавшей физическое и психическое состоя­ние Жака Вотье,— свидетельствуют о том, что подсуди­мый действовал в здравом рассудке. Профессор Дельмо клятвенно заверил, что «его интеллектуальные способ­ности даже гораздо выше среднего уровня; он основа­тельно владеет всеми способами выражения, позволяю­щими ему общаться с внешним миром».

Напомню также слова, произнесенные собственной сестрой подсудимого: «Не знаю, виновен Жак или неви­новен, но когда я узнала из газет о преступлении на «Грассе», была не слишком удивлена». Это показание подтверждается выступлениями и других членов семьи, в частности зятя и тещи Жака Вотье — мадам Дюваль.

Разве ректор Марией в ответ на точно сформулиро­ванный вопрос председателя Легри не заявил, что ро­ман Жака Вотье — «произведение человека неординар­ного»?

К этим показаниям можно добавить собственные за­явления основных свидетелей защиты — мсье Ивона Роделека и доктора Дерво. Первый заявил в конце показа­ний о своей уверенности в том, что, несмотря на упорное молчание подсудимого, он полностью вменяем и что Жак Вотье — один из самых организованных умов, какие он когда-либо встречал в течение своей долгой жизни. Что касается второго, то разве он не представил нам, как заметил господин генеральный адвокат, очень правдо­подобное объяснение преступления, которое Жак Вотье мог совершить в слепой ревности по отношению к лю­бому нормальному мужчине, позволившему себе при­близиться к его жене?

В заключение, господа присяжные, скажу, что дока­зательств, признаний и свидетельств более чем доста­точно. Они не противоречат друг другу и указывают нам на убийцу Джона Белла. Думаю, что мои полномочия в качестве защитника жертвы не будут превышены, ес­ли я буду просить суд о наказании преступника. Не за­бывайте, господа присяжные, что за нами наблюдает вся Америка и что, несмотря на некоторые утверждения защиты, значение этого процесса выходит за рамки од­ной только нашей страны. Последствия его будут ощу­тимы за рубежом. Вы сумеете принять решение, достой­ное возложенной на вас миссии: почтить память жерт­вы, наказав виновного по всей строгости закона. Только при этом условии союзная нация, приверженная спра­ведливости, потерявшая за период двух войн стольких славных своих сыновей на нашей земле, павших за ее освобождение, будет по-прежнему с уважением отно­ситься к французской юстиции.

Мэтр Вуарен сел, скользнув взглядом вокруг себя, чтобы увидеть, какое впечатление произвела его речь на публику. Публика осталась к ней безразличной. Бро­сив взгляд на скамью для защиты, он увидел Виктора Дельо, который, казалось, дремал с закрытыми за стек­лами пенсне глазами.

Даниель не сводила со старого друга глаз. Она была уверена, что он, несмотря ни на что и вопреки всему, сумеет спасти своего клиента. Это было надо, надо...

Начав свою обвинительную речь с подробного описа­ния обстоятельств, при которых было совершено пре­ступление на борту «Грасса», и показав, что виновность подсудимого не подлежит сомнению, поскольку собст­венные его признания и отпечатки пальцев указывали на него как на единственного возможного преступника, генеральный адвокат Бертье продолжал:

— Между тем остается один пункт в этом тяжком деле, который господам присяжным может казаться не­ясным,— мотивы преступления. Если бы это преступле­ние было делом рук какого-нибудь садиста или свих­нувшегося, мы нашли бы ему объяснение — просто в наслаждении от убийства. Но у нас есть все основания полагать, что это предположение несостоятельно: пове­дение подсудимого до и после преступления, показания свидетелей, таких, как доктор Ланглуа, профессор Дельмо, ректор Марией и даже мсье Роделек, доказали, что Жак Вотье был не только в здравом уме, но и что он никогда не поступал необдуманно. Мы узнали также из показаний свидетелей, что у Жака Вотье было ярко вы­раженное предрасположение к насильственным дей­ствиям.

Мсье Жан Дони показал нам, на что был способен обвиняемый уже тогда, когда сбросил со стола кероси­новую лампу в садовом домике. Мадам и мсье Добрей признали у барьера, что их юный брат и шурин уже в детстве был настоящим зверенышем. Разве образчик та­кого поведения не был нам представлен здесь, в этом зале, когда мэтр Дельо производил то, что он назвал «экспериментом»?