Зверь

—      А до тех пор,— резко вступил председатель Легри,— суд хотел бы услышать от самой мадам Вотье, что она делала после того, как в Гавре ее муж был пере­дан в руки полиции.

—       Мы вернулись с матерью в Париж поездом, на вокзале Сен-Лазар расстались, хотя мать хотела, чтобы я жила у нее.

—       Создается впечатление, мадам, что вы как будто скрывались в то время, пока шло расследование.

—       Ничуть, господин председатель, я трижды явля­лась к следователю Белену по его повесткам. И только после того, как он сказал, что не будет больше меня до­прашивать, я решила избавить себя от навязчивого лю­бопытства прессы.

—       Поскольку ваш муж не хотел во время заключе­ния встречаться с вами, сегодня, следовательно, вы впервые оказались вместе?

—       Да,— тихо ответила молодая женщина, опустив голову.

—       Скажите, — спросил председатель у переводчи­ка,— какова была реакция обвиняемого, когда он узнал, что его жена находится в зале?

—     Ни малейшей реакции, господин председатель.

—       Задавал ли он вам вопросы или делал ли какие- либо замечания во время показаний мадам Вотье?

—       Нет, господин председатель. Он ничего не ска­зал.

—      Такое поведение все же озадачивает,— заключил председатель.

—      Но не меня, господин председатель,— сказал Вик­тор Дельо, вставая.— Думаю, что я нашел ему объясне­ние, но чтобы быть до конца уверенным, прошу суд раз­решить мне воспользоваться присутствием в зале свиде­тельницы и провести с обвиняемым эксперимент.

Посовещавшись с заседателями, председатель спро­сил:

—    Что вы имеете в виду под «экспериментом», мэтр?

—    Просто прикосновение.

—     Суд позволяет вам.

—     Мадам Вотье,— обратился Виктор Дельо к моло­дой женщине,— будьте добры, подойдите, пожалуйста, к вашему мужу.

Казалось, Соланж выполнила просьбу адвоката не без некоторого отвращения. Когда она была в несколь­ких сантиметрах от рук слепоглухонемого, он обратился к переводчику:

—    Возьмите, пожалуйста, правую руку обвиняемого, и пусть он ею слегка прикоснется к шелковому шарфу на шее мадам Вотье.

Как только рука коснулась шарфа, подсудимый нервно затрепетал всем телом и издал хриплый крик, пальцы его лихорадочно забегали по фалангам пере­водчика.

—     Наконец-то он заговорил! — торжествующе вос­кликнул Виктор Дельо.

—    Что он говорит? — спросил председатель.

—      Он повторяет без конца один и тот же вопрос: «Какого цвета шарф у моей жены?» — ответил перевод­чик.— Мне ему ответить?

—      Постойте! — крикнул Виктор Дельо. — Скажите ему, что шарф — зеленый.

—      Но он серый! — удивился генеральный адвокат Бертье.

—      Знаю! — рявкнул Виктор Дельо.— Разве один из свидетелей, брат Доминик, уже не объяснил здесь, что реальный цвет совсем не совпадает с тем, каким его воображает себе Жак Вотье? И сам я разве не говорил, что один из цветов спектра сыграл решающую роль в убийстве, в котором несправедливо обвиняют моего кли­ента? Ложь, на которой я настаиваю, абсолютно необ­ходима. Нужно ему сказать, что шарф, который сейчас на шее у его жены, зеленого цвета.

Переводчик сообщил ответ обвиняемому. Слепоглу­хонемой вскочил с места и стал огромными руками ис­кать перед собой. Ему удалось уцепиться за шарф, и он стал стягивать его с шеи жены. Несмотря на отчаян­ные усилия жандармов, он продолжал тащить его к себе. Жена успела только прошептать: «Ты мне делаешь больно, Жак»; лицо ее стало лиловым. Виктор Дельо с переводчиком бросились на помощь жандармам. Потре­бовались усилия четырех мужчин, чтобы справиться со слепоглухонемым. Со звероподобным застывшим лицом он как мешок рухнул на свое место. Виктор Дельо под­держивал молодую женщину, которая мало-помалу при­ходила в себя.

—     Ничего, ничего, мадам. Простите меня, но это бы­ло необходимо.

Когда подсудимый набросился на жену, присутству­ющие с возгласами ужаса повскакивали со своих мест, а затем в зале разом установилась тишина. Публика пы­талась разобраться в случившемся. Даниель закусила губу, чтобы не закричать. Сейчас, когда опасность ми­новала, девушка снова с тревогой задавалась вопросом: не бывает ли в самом деле этот Вотье временами насто­ящим зверем? Разве Виктор Дельо не рассказывал ей, что слепоглухонемой и его хотел задушить во время первой встречи в тюремной камере? А эта история с по­дожженным садовым домиком? А рассказы членов се­мьи о том, как он еще в детстве бросался наземь с пе­ной у рта от ярости? Все это было странно. Несмотря ни на что, ей хотелось верить, что она, как и все сейчас, ошибается в характере Жака. Очень скоро она стала даже искать оправдание этой выходке: если уж мысль задушить жену возникла в мозгу несчастного, значит, для этого была какая-то серьезная причина. Этот шарф, цвет которого он себе неправильно представлял, играл, по-видимому, какую-то важную роль в его жизни. От него было много зла, и Виктор Дельо уже разгадал эту тайну. Иначе зачем ему был нужен этот эксперимент?

Тишину нарушил саркастический вопрос генерально­го адвоката Бертье:

—     Защита удовлетворена своим «экспериментом»?