Зверь

—      После обеда я воспользовалась тем, что Жак за­дремал, и вышла подышать свежим воздухом на верх­нюю палубу. Вернувшись через двадцать минут, я с удивлением обнаружила, что его койка пуста. Подума­ла, что он проснулся и пошел меня искать. Это меня ис­пугало: я знала, что он плохо разбирается в бесконеч­ных коридорах и лестницах на теплоходе. Я тотчас же вышла из каюты. Полчаса его разыскивала и снова вернулась в каюту в надежде, что Жак уже там. Но его по-прежнему не было. Обезумев от мысли, что он мог стать жертвой несчастного случая, я бросилась к комиссару, которому рассказала о своих страхах. Что было дальше, вы знаете.

—      Свидетельница, — сказал Виктор Дельо, — могла бы внести ясность по поводу одного пункта, не отмечен­ного следствием. Мадам Вотье, вы только что сказали, что ваше отсутствие после того, как вы оставили мужа спящим в каюте, продолжалось двадцать минут. Вы уве­рены, что это было именно так?

—       Возможно, что я оставалась на верхней палубе двадцать пять минут, но уверена, что в целом время мо­его отсутствия не превышало получаса.

—      Прекрасно,— сказал Виктор Дельо.— Будем счи­тать— полчаса. Затем вы вернулись и снова отправи­лись на поиски мужа еще на полчаса. В целом — это уже час. Вернувшись во второй раз в каюту и увидев, что мужа там нет, вы пошли к комиссару Бертену. Ему вы объяснили причины вашего беспокойства — допус­тим, это заняло у вас десять минут. И только после это­го комиссар и экипаж теплохода начали официальные поиски, то есть через час десять минут после того, как вы видели мужа в последний раз спящим в каюте. Сколько времени продолжались эти поиски до того мо­мента, когда вашего мужа обнаружили сидящим на койке в каюте, где было совершено преступление?

—       Может быть, минут сорок пять,— ответила мо­лодая женщина.

—       Где находились вы в течение этих сорока пяти минут?

—      Я ждала в кабинете комиссара Бертена — он сам посоветовал мне там оставаться, потому что все сведе­ния в первую очередь должны были поступать туда. Это долгое ожидание было ужасно. Самые разные мысли приходили мне в голову, кроме одной: что Жак станет не жертвой несчастного случая, а преступником! Нако­нец вернулся комиссар Бертен, с ним пришел капитан теплохода, они рассказали, при каких обстоятельствах обнаружили моего мужа. И когда капитан Шардо ска­зал, что, судя по всему, американца убил Жак, я поте­ряла сознание. Когда я пришла в себя, они попросили меня отправиться с ними в корабельную тюрьму, куда заключили Жака, и быть переводчицей на предвари­тельном допросе, который ему предстоял. Я подбежала к Жаку, быстро схватила его руки, чтобы по дактилоло­гическому алфавиту спросить: «Это неправда, Жак? Ты этого не делал?» Он мне ответил тем же способом: «Не беспокойся! Я беру все на себя. Я люблю тебя».— «Но ты с ума сошел, любимый! Именно потому, что ты меня любишь, ты не должен напрасно наговаривать на себя, признаваться в преступлении, которого не совершал». Я умоляла, валялась у него в ногах, но он мне больше ни­чего не сказал. И когда капитан попросил меня задать ему роковой вопрос, он, к моему ужасу, ответил: «Этого человека убил я. Я признаюсь в этом и ни о чем не жа­лею». Это все, чего мне удалось от него добиться. На другой день и в следующие, вплоть до прибытия в Гавр, каждый раз он повторял то же самое. Подобное же за­явление он написал по алфавиту Брайля и подписал его в присутствии многих свидетелей.

—       Суд простит мне,— встал Виктор Дельо — если я еще раз вернусь к вопросу о времени, но мне кажется очень важным обратить внимание господ присяжных на то, что если подытожить время, прошедшее с той мину­ты, когда мадам Вотье в последний раз видела мужа спящим в своей каюте, до того момента, когда стюард Анри Тераль обнаружил его в каюте Джона Белла, мы получим минимум два часа. Два часа — это более чем достаточно, чтобы совершить преступление!

—      Что вы имеете в виду, мэтр Дельо? — спросил председатель.

—      Я просто напоминаю суду предыдущее заявление, в котором я утверждал, что три человека по крайней мере могли быть заинтересованы в том, чтобы убрать Джона Белла. Из трех предполагаемых преступников Жак Вотье более всего несовместим со злодеянием. Ес­ли бы он его совершил, то только, как бы неправдопо­добно это ни выглядело, под давлением обстоятельств.

Но у Жака Вотье— этим мы обязаны замечательным принципам, привитым ему Ивоном Роделеком,— была и всегда будет совесть, которая указывает ему верный путь. Именно совесть и заставляет его сейчас брать на себя ответственность за преступление, которого он не совершал. Но есть и другая, более прозаическая причи­на, свидетельствующая о невиновности подсудимого: даже если допустить, что совесть не удержала Жака Вотье от зла, у него просто не было времени совершить это убийство, потому что настоящий преступник опере­дил его на эти два роковых часа.

—    В самом деле? — спросил генеральный адвокат. — И кто же этот преступник?

—    Придет время, и мы это узнаем.