Зверь

Итак, перед нами Жак Вотье, слепоглухонемой от рождения, двадцати семи лет, обвиняется в убийстве Джона Белла на борту теплохода «Грасс» пятого мая сего года.

Кто этот человек? Никто не описал его душевное состояние лучше, чем он сам, изображая главного ге­роя в начале романа «Одинокий». Героя, который похож на него, как брат. Тот, кто прочитает роман, узнает Жака Вотье. Но, по совести говоря, много ли здесь та­ких, и в частности среди вас, господа присяжные, кто прочитал хотя бы несколько страниц этого необычного произведения? И если такое желание возникло у кого- то, не кажется ли вам, что ключ к той тайне, которой подсудимый себя окутал,— в этом романе?

Прежде всего давайте вспомним поразительную вещь: к десяти годам Жак Вотье уже пробыл десять лет в тюрьме. Он был узником ночи, узником окружавшего его с рождения мрака. Действительно, это был только зверь, но зверь, прозябавший в инстинктивном ожида­нии события, которое перевернуло бы его животную жизнь. Можно сказать, что смутно, даже не осознавая этого чувства, маленький Вотье надеялся. Возможно, он пребывал бы в этом состоянии еще и по сей день, если бы скромная девочка, всего тремя годами старше его, маленькая Соланж, с восхитительным детским упорст­вом не постучалась в дверь его тюрьмы. Соланж была первой, разрушившей стены мрака, открывшей слепо­глухонемому окно в мир.

У открытого одна сидят двое детей — такую картину увидел Ивон Роделек, когда впервые оказался в этом неблагополучном доме. Отныне перед нами три глав­ных героя драмы, которую нам предстоит пережить. Я скажу даже больше: это единственные герои, которые для нас имеют значение,— Жак, Соланж, Ивон Роделек. Остальные — только статисты. Давайте определим ис­тинную цену каждому и избавимся от этих статистов, одного за другим, в том самом порядке, в каком они предстали перед судом. Освободив сцену, мы сможем вернуться к основным героям.

Сначала поговорим о свидетелях обвинения. Я умышленно не буду особо распространяться о показа­ниях стюарда Анри Тераля, комиссара Бертена, капи­тана Шардо, доктора Ланглуа, инспектора Мервеля и профессора Дельмо. У меня есть все основания думать, что эти первые шестеро свидетелей только объективно рассказали об обстоятельствах, при которых на борту «Грасса» было обнаружено преступление, и об аресте и предварительных допросах предполагаемого преступни­ка. Позже, когда речь пойдет о характере самого пре­ступления, я вернусь к некоторым деталям в этих по­казаниях, оставшимся, на мой взгляд, недостаточно проясненными. Сейчас же мне кажется уместным на­чать с показаний седьмого свидетеля — сенатора Тома­са Белла.

Томас Белл нарисовал нам очень лестный и — при­знаем это — трогательный портрет своего сына Джона. Любой отец, если только он не лишен человеческих чувств, будет защищать память единственного сына, не­ожиданно ушедшего из жизни при трагических обстоя­тельствах. Такой отец искренне считает, что выполняет свой долг; ошибки и умолчания, которые могут случить­ся в его показаниях, в сущности, понятны и извинитель­ны. Сенатору Беллу, как всем несчастным отцам, не удалось этого избежать. Но прежде всего, хочу подчерк­нуть: я полностью согласен с моим глубокоуважаемым коллегой мэтром Вуареном, утверждавшим, что из по­казаний сенатора Белла «исключен малейший намек на чувство мести по отношению к убийце единственного сына». Я тоже совершенно убежден, что свидетель не испытывает враждебных чувств по отношению к обви­няемому. Им владеют другие чувства, он пересек Ат­лантический океан только для того, чтобы громко зая­вить за границей о достоинствах дорогого ему человека. Я,сказал «за границей», потому что в собственной стра­не молодого Джона, к сожалению, далеко не так цени­ли, как хотел нам дать понять его уважаемый отец. В действительности Джои Белл пошел совсем не по отцов­ским стопам! Если в юности он записался в морскую пехоту, то только потому, что отец заставил его это сделать после скандала, связанного с любовными по­хождениями. Самое малое, что можно сказать по этому поводу, это то, что этот темпераментный молодой чело­век отнюдь не стеснялся водить постоянную компанию с приятными, но малодобродетельными особами, обита­ющими в барах Манхэттена и ночных клубах Бродвея. Джон достойно исполнял свой воинский долг и вернул­ся с войны с четырьмя наградами, однако, в противопо­ложность тому, что растроганно утверждал отец, пере­несенные на войне лишения ничуть не умудрили его. Да­же напротив — казалось, что жажда женщин стала его неуемной страстью.