Зверь из бездны том IV (Книга четвёртая: погасшие легенды)

Монтескье остроумно заметил, что уже по древнейшим и грубейшим памятникам римского зодчества, по руинам стен баснословного Ромула и полуисторического Сервия Туллия, видно, что «вот — начали строить вечный город». Эти стены — громады, сложенные из глыб туфа, без цементировки, с расчетом исключительно на непоколебимую силу тяжести. Один ряд камней кладут продольно, следующий ставят на него вертикально, в высоту. Такую манеру римляне — необычайно восприимчивые на все практичное, omnium utilitatum rapacisimi — заняли у этрусков, но ученики быстро превратились в учителей своих учителей. Гастон Буасье небезосновательно находит, что одного взгляда на первобытные стены ромулова «квадратного Рима» на Палатине достаточно, чтобы отрицать теорию о варварстве полуисторической эпохи, их соорудившей, и чтобы предвидеть, как будущее величие римской архитектуры, так и направление, в котором она захочет развиваться. В этих стройках, обусловленных могучими подъемными средствами, чтобы приноровлять камень к камню, перемещая их на значительные высоты, чувствуется культурное сознание народа, уже верующего, что он — не случайно собранная шайка, которая нынче здесь, завтра там, но долговечная сила, совсем не намеренная вразброд идти и верующая в свой будущий рост. Первая забота доисторических зодчих Рима сделать свои стены несокрушимо крепкими; затем очень видно, что они, работая над своим оплотом с любовью, уже стремились придать ему красоту и стройность — ту мощную величавость, которая есть инстинктивный наружный отблеск зреющего внутреннего достоинства. Равным образом, какую бы баснословную дешевизну труда мы себе ни вообразили, нельзя не заметить, что подобные стены и не надобны были бы народу нищему, и не могли быть нищим народом осуществлены. Это строили люди, которым было что беречь, — люди, хорошо питавшиеся, как необходимо каменщикам, мясной пищей, сильные, смышленые и желавшие — в городском упорядоченном союзе, отделясь несокрушимой оградой от соседей, которых они опередили культурой, иметь надежную защиту для источников своего питания и силы: своих стад и своих сундуков.

На переломе от республики к империи (около 200 лет до Р. X., после первой Македонской войны) римское монументальное зодчество пережило род технической революции, упростившей тяжеловесную кладку старого строительства, баснословно удешевившей и рабочий процесс, и материал его. К нему стали применять способ, конечно, не сейчас лишь изобретенный и вошедший в употребление, потому что грубая простота его свидетельствует о глубочайшей древности, но, повидимому, только теперь обращенный из старинного средства мелкой обывательской стройки к созиданиям крупного масштаба и общественного значения. Древнее прилаживание дикого или тесанного камня на камень уступило место скорой и дешевой двурядной кладке, из треугольного (обыкновенно) кирпича, с пустотой между двумя рядами, заполняемой массой из мелкого камня, который заливали известковым раствором, окрепавшим, как гранит, в несокрушимость, выдержавшую во множестве памятников испытание слишком двадцати веков. Отныне стало возможным созидать грандиознейшие своды руками простых, механически работающих каменщиков, не имея в распоряжении иного материала, кроме кирпича, булыжника и извести, Уже в 566 году от основания своего город украсился Порциевой Базиликой, старейшим зданием этого рода в Вечном городе. Именно по таком системе построен Пантеон — прекраснейший из монументов императорского Рима, воздвигнутый зятем Августа и первым его министром М. Випсанием Агриппою. Однако, тот, прекрасно сохранившийся, круглый храм — земной символ божественного неба, — который мы видим теперь в Риме, имеет с Пантеоном Агриппы общего только место и относится к много позднейшей эпохе Адриана, с которой, пожалуй, более ладят его мистический замысел и купол, перелетевший на Тибр с персидского Востока. Корруайе и Дьелафуа находят в нем как бы потомка дворца в персидском Сарвистане (между Ширазом и Бендер Аббасом), который, будучи типически родственным Пантеону и круглой залой своей, и куполом, и способом постройки, однако, старше его на четыре, а может быть и на все на пять столетий. Но относится ли Пантеон к первому веку до Р. X., как строение Агриппы (729 a.u.c. = 24 a Ch.), или ко второму по Р. X., как строение Адриановой эпохи, это с технической стороны не так важно. Быстро, еще при Августе, дойдя до совершенства, новый технический способ зодчества продержался в течение всего существования империи, не падая, но и не идя вперед. При Антонинах манера кладки не иная, чем при первых цезарях.