Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)

Как в годы молодые. Даже выпрямился. Голову поднял. По сторонам глянул. «Вихрей» — нет. А вот «сил враждебных» — аж до… по самые ноздри. Чётче, Ванюша, левой-правой. Левой, левой. «Революционный держите шаг». Какой ни есть, но свой. Шаг. Ещё. Ещё. Крепче. Держать.

«Но мы поднимем. Гордо и смело.

Знамя борьбы. За любимое тело…»

…

Как я до этих Губанов доплёлся… смутно. Помню, что, почему-то, решил идти не через ворота в околице, а лезть через забор напрямки. Типа — тайно. Какая тайна? Все псы в деревне с ума посходили.

Долго соображал — где зады нашего хозяина. В смысле — его усадьбы. Проваливаясь до «вам по пояс будет» лез туда. По снежному сугробу забрался повыше (опять эти… селяне снег не убирают, вот дождутся они серого из леса…) и кувыркнулся внутрь. Повыл. От ощущений. Потом… Сухан с Тихим Летом меня под руки тащили. Потом… снова баня. Снова меня раздевают. Сухан… зомби чёртов! Сдирает присохшие повязки! А надо мной Тихое Лето.

— Уходить. Немедленно.

Смотрит непонимающе. Повторяю опостылевшее за эти дни:

— На конь. Быстро.

Он недоверчиво разглядывает меня. Чего смотреть? Что были… приключения — и так понятно. Уточняет:

— Погулял? С кровью?

Чуть приподымаю руку, шевелю тремя пальцами.

— Троих? Сильно?

— Наповал.

Он отшатывается. Внимательно оглядывает шубу, на которой я лежу, шапку, брошенную под голову. Понятно, что снял. С кого-то. Из вятших.

Трясёт головой.

— Ну ты…ля.

— Не ля. Ло. Ехать. Быстро.

Они то приходят, то уходят. Таскают какие-то вещи. Вдруг раздаётся визгливый крик. И звук удара. Неужели уже за мной…?

— Что там?

— Хозяин сани давать не хотел.

— И?

— Теперь захотел.

Одевают в моё. Кафтанчик мой родименький! С панцирем! Сухан заматывает мне портянки. Но одеть сапог не успевает — Тихое Лето зовёт:

— Подойди.

Я киваю, зомби уходит. Тишина. Вдруг, откуда-то с улицы, мужские крики на несколько голосов, матюки… Ну теперь-то — точно за мной… Спутники возвращаются, Сухан продолжает «с той же цифры», в смысле — с той же портянки.

— Что на этот раз?

— Вторые сани.

— Зачем?!

— Сёдла. Три верховых, три вьючных. Нешто я сёдла тут кину?

Выдвигаемся двумя тройками. С «всенародными проводами»: на улице никого, но всё селение не спит. Собаки — лают, в избах — огоньки, из-за плетней — любопытные.

«Сов. секретно» — о моём отъезде не знает только медведь в лесу. Потому что спит крепко.

«Юстас Алексу: полностью провалив задание, приступил к собственной эвакуации в обстановке глубокой секретности».

«Юстас» — валяется тушкой в первых санях. На облучке — гонец светлого князя Суждальского. Почему Тайное Лето у меня возчиком? — Испытываю сомнения. Что он не сбежит дорогой. Насчёт «после того как» — уговора не было. Что ему велено… тем более — в условиях провала ещё до начала…

На вторых санях — Сухан. С сёдлами и мешком овса. У Сухана с конями… плохо. Было. Я как-то привык, что кони от него шарахаются. А вот нынче… этот дальний скок сюда… Упряжка идёт нормально. Ну, как нормально? Как нормально идти строевым коням. Которые впервые в жизни запряжены, а не под седлом. Да ещё в тройке. Тройки должны быть «слётаны».

— Стой! Стой, говорю! Ты куда?

— На прежнюю дорогу. Как сюда шли.

— Поворачивай. На север.

— Не боись. Тёмно. Проскочим мимо Лук и…

— Поворачивай. По тому пути княжий обоз идёт. Прямо навстречу.

— Так ты чего, и киевских…?

— И их тоже.

— М-мать…

Тройки разворачиваются под берегом и идут рысью обратно, вниз по Ловати.

Я не знаю — как, когда, с какой скоростью начнёт распространятся информация о оставленных трупах. Но идти на юг — гарантированно «вступить в контакт» с охраной княжеского каравана. Которая странных проезжих… притормозит. А там… Ропак, наверняка, ежедневно гоняет гонцов к отцу.

Кем бы власти меня не посчитали, но вести быстрый сыск в сторону Новгорода они не смогут. Ропак — потому что ушёл с Новгорода. Пока папенька Ростик не додавит новгородцев до нового крёстного целования — Ропак не власть. А тысяцкий Якун не будет этого делать. Хотя новгородский тысяцкий и должен вести уголовные дела, но пострадавшие — люди князей. Якуну ущерб князьям — в радость.

Саботаж. Паралич власти.

Долго пытаюсь устроиться в санях. Хорошо, что в этих Губанах слуги важных новгородцев остановились — на дровнях мы бы не разогнались. За санки и за кое-какой припас расплатится наш хозяин постоя — зря, что ли, мы такую кучу серебра отдали? Отдали вперёд, «вперёда» не вышло. А «назад» отдать серебро… не, здешние «губаны» на такое не способны. Сами сочтутся. В духе Энгельгарда: «удивительно правильно разделив»… чего-нибудь.

Пытаюсь пристроить поудобнее свою битую плетьми спину. Горит огнём. Голова — тоже. Хреново. Эдак я «поплыву». Или — сдохну. «Сдохну» — ладно. «Дальше — тишина». А вот отключаться мне нельзя…

Отключаюсь.

Тишина. Уже пришло «дальше»? — Нет, ещё — «мир тварный».

Тройки стоят. Рассвет.

Факеншит уелбантуренный! Где мы?!

Пытаюсь приподняться, выглянуть из саней. Такой прострел в спине, что падаю обратно с криком.

Сквозь выступившие слёзы вижу лицо Сухана:

— Почему стоим?

— Коней меняем.