Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)

Конечно, совсем не факт, что удалось бы того Даньслава… прибрать. Что это повлияло бы. Что он вообще на той «поряди» был. Но ведь даже и не пытался!

Вместо этого — зарезал вполне приличного человека, «мужа доброго». Невредного, а, может статься, очень даже полезного. Уничтожил «ценный контакт». Вот просто так — ф-р-р — и оборвал важную ниточку. Возможно — «чрезвычайно важную». И не только в данном Великолуцком эпизоде. Это имя — Хотеней — звучит… э… будет звучать в переписке князя Андрея со смоленскими княжичами в связи с убийством Глеба (Перепёлки) в Киеве через пять лет. Наряду с Никифором Киевлянином.

Хотенея можно было бы так разрабатывать…! По давней памяти. По душевной приязни! Его собственной…

А как с этим у наших храбрых разведчиков? Ну, Штирлиц, там, к примеру. В верхушке нацистов были… разные люди. При аресте Рэма, например, в комнате находился ещё один мужчина, отчего Геббельс заявил: «Нашим глазам представилась картина столь отвратительная, что вызвала состояние рвоты». Геббельс, конечно, тот ещё источник. Все выделения у него… даже пищеварительные — с идеологическим оттенком.

Ещё были кое-какие британские аристократы. Сами понимаете, закрытые школы для мальчиков, всякие там… Итоны, Вестминстеры, Хэрроу… А потом кое-кто из этих «хэрроувцев» становился шишками в разных МИ 5–6… Наши с ними работали? Разными способами? Разведчик — это ж такая сущность… «Прежде думай о Родине, а потом о себе». А уж о разных частях себя… Герои.

А я такой сверх-супер-архи-важный — дружественный! — «контакт» — тупо завалил. Ножиком под ребро. Просто от каких-то своих давних, детских даже, переживаний! Не за дело, а от воспоминаний! О кое-каких всего-навсего эмоциях! Случившихся где-то когда-то…

Ах-ах! Я горько разочаровался в своём идеале! — Да у нас, в смысле — в человечестве, разочарованных — каждый второй! Я уж не говорю — каждая первая! Так чего?! — Хватай ножики, пошли резаться?!

Ваня, ты сравни! Какие-то личные сопли по поводу чуйств давно прошедших лет, и массовые жертвы будущего побоища в Заволочье. Я уж о грядущих более кровавых делах и не говорю.

Идиот. Кретин. Бестолочь. Сблягородничал. Рыцырнулся. Нагеройничал дерьма вонького. И быстренько свалил — пусть другие расхлёбывают. Сопляк-мерзопакостник.

С точки зрения Боголюбского, государя — однозначно. И хорошо, если только так. Потому что дальше — изменник, вор, враг. А вот это уже… «государев враг»… в наших условиях… такая куча разного жидкого… во все стороны… никакой промокашки не напасёшься.

Утёрся? Морально-интегрально страданул? — Пошли по конкретике: под это задание я получил согласие Андрея на получение ряда профитов. Передача Костромы и Галича, фактории, сказочники, телеграф, георазведка, высылка людей, страховое общество…

Ох же ж, боже ты мой, сколько на успех этого дела завязано…! Причём — уже начато! Я же из Боголюбова своим просемафорил, отмашку дал — давайте, делайте.

Дело — провалено.

«Reset»? Возвращаемся к состоянию «до»? — Мы не в компе. В жизни «даже бессмертные боги не могут сделать бывшее небывшим».

Мы оба можем «сделать вид». Если Андрей не посчитает, что мой провал — «злой умысел». Тогда… В любом случае — репутация моя… «поплыла».

«Взялся да не осилил». И — четвертование с головосечением. Обратный порядок операций — высочайшая милость и глубочайший гуманизм.

В худшем случае — враг, в лучшем — неудачник.

— Говорит-то Ванька правду. Да только не всегда его правда — истина. Может и сбрехнуть. По бестолковости да бездельности. Полной веры ему — впредь не давать.

И сыпется куча дел, которые зависят от Суздальского князя.

— Ванька жалуется, что в Серпейске его рудознатцев в поруб кинули? — А тамошний воевода пишет, что за дело. Надо бы окольничего послать, чтобы разобрался. Но нынче нету. А Ванькиным словам верить… Окольничего — послать. Когда будет свободный и для такого дела гожий. А пока — пусть сидят. До выяснения.

И так не в одном — в десятке мест! Торможение, зависание, запаздывание… Как результат утраты репутации. Моей.

И оправдываться здесь — бессмысленно. Потому что невозможно.

Ситуация — необратима.

Факеншит же уелбантуренный!

Слышь, задница моя, а не слишком ли дорого ты мне обходишься?

Вроде, и не такая большая. Во, уже и мозоли от гоньбы княжеской, седлом набитые, сошли. Вполне, знаете ли, рядовая, общепринятая задница.

«Вещью владеет тот, кто может её уничтожить».

Вот это… седалище — владеет человечеством?! Его жизнью и смертью? Его умами и душами? Потому что может уничтожить его «светлое будущее». Не-не-не! Не вообще! «Светлое» — оно придёт! Неизбежно! Но — потом. Сильно потом. Веков через семь-восемь. А пока десятки миллионов людей… десятки поколений… «Накрылись». Вот этой… вполне рядовой… «пятой точкой». «Точкой бифуркации». Которая «фуркать» не схотела. По своим морально-душевным предпочтениям.

Цена «фурку» — продолжение обычной Реальной Истории. Где количество «преждевременно умерших» — многократно более числа погибших в любой войне. Мог спасти. Но задница не согласилась.