Зверь придет с рассветом

Нужный путь вел за лестницу, в непроглядный затхлый мрак, с которым факел почти не справлялся. Свет вяз в тяжелом воздухе. Ползли под ноги липкие тени. Йон вытянул перед собой руку — перед глазами стояла муть. Стеллажи с книгами — другие, приземистые и грубые — едва угадывались вокруг.

Через несколько десятков шагов впереди показалась стена. Черным круглым зевом распахивался в ней уводящий на Пустошь туннель. Йон остановился перед ним, принюхался к потоку свежего воздуха. Пахло вереском.

Свобода уже рядом!

По левую руку что-то блеснуло в глубинах стеллажей. Факел осветил перекрещенные ленты с металлической бляхой. В центре грифон — предупреждающий об опасности знак. За ним — книги, от которых будто тянуло тьмой. Знакомой. Такие же книги хранились у Лили в яме на Пустоши.

Йон не мог их не взять. Он хотел сгрести все, но они оказались слишком тяжелыми и большими. Пришлось наугад выбрать три и, прижав к груди, утащить с собой в лаз.

Подземный туннель тянулся далеко. Он то сужался так, что приходилось сгибаться в три погибели, то расширялся до размеров просторного зала. В какой-то момент Йону показалось, что Алкир обманул его, злобно пошутил, запустив, как крысу, в лабиринт из которого нет выхода.

Ветер Пустоши рассеивал тревогу.

Запах вереска говорил — иди! И Йон шел.

Он шагал бесконечно долго. День, должно быть, уже сменился вечером, вечер — ночью, ночь — утром, а утро — новым днем. Факел давно погас, поэтому продвигаться приходилось на ощупь — благо, тоннель под конец окончательно сузился, сделался предсказуемо прямым. Крутой поворот в конце заставил поволноваться: дорога пошла спиралью вверх.

А дальше — свет.

Йон думал, что ослепнет от него.

Когда глаза привыкли, он ужом выскользнул через тесный лаз и, продолжая прижимать к груди драгоценные книги — подарок для Лили, — привалился спиной к замшелому валуну.

Вышел.

Вниз по склону расплескались после оползня белые камни со слезами кристаллов на бледных боках. Поросшие очитками и мхом, они смотрели из розово-белой пены таволги. Тенями лежали на дне ручья, что бежал через Пустошь к Нерке.

Йон не мог объяснить это словами. Он просто знал. Вода сама рассказывает, куда течет и видит все…

Немного передохнув, Йон спустился к ручью и пошел вдоль русла вперед. Он успокоился, слушая звуки течения. Переливчатые трели волн придавали уверенности. Когда они с Лили жили тут вдвоем, Пустошь была им домом.

Дома и стены помогают.

Глава 23. Идеальный раб

Буря не утихла совсем, лишь отошла, отодвинулась к краю горизонта. Оттуда грозила зарницами да завивала в синюшные кудри выбившиеся из тучи лоскуты облаков.

Корабль, боевой лангскип о тридцати веслах на каждом борту (на материке такие звались драккарами), неумолимо сбавлял ход. Ветер почти не тянул, но гребцы уже облегченно сложили весла. Кормчий, густо рыжий и длиннорукий как обезьяна северянин хмурясь прикладывал ладонь козырьком ко лбу, чтобы в очередной раз убедиться: тихоходный купеческий кнарр как отставал, так и отстает.

Огромный воин — не человек, гора! — подошел, звякая сталью, к рыжему кормчему и пророкотал густым басом:

— Топить его надо было, а не с собой брать.

— Добра на нем много. Добра жалко, — вмешался в разговор еще один воин, молодой, но уже седой в полголовы и щербатозубый. — Зря, что ли мы охрану били? Двоих ранеными, одного убитым потеряли. Уж если брать, то всю добычу до последней собольей шкурки. И корабль. Отойдем на восток, продадим его…

— Мелочный ты, Лейф, — медведем зарычал здоровяк. — А коли наемники из Куттана купчишке на помощь придут? Эти, с кнарра, наверняка успели птицу с жалобой послать. Тарх пиратов терпеть не может. До такой степени, что даже соседям-язычникам изволит против них помогать. Нагонят нас Тарховы ищейки, если будем так тащиться.

— Не нагонят.

— А я говорю, нагонят…

Темноволосый парень, прикорнувший возле бочек с водой, почти не вслушивался в перепалку соплеменников. Он дремал, закутавшись в тюленью шкуру, убаюканный мерными переливами волн, пока его не окликнули.

— Эй, Флоки! Сходи за капитаном.

Пришлось вставать и тащиться на другой конец корабля, где седовласый могучий пират высматривал что-то в лиловой недоброй воде.

— Вас кормчий Борге зовет.

Некоторое время темноволосый парень покорно ждал, потупив взгляд. Наконец на него обратили внимание. Мягкой походкой матерого хищника капитан прошествовал мимо и направился в сторону кормчего. Буркнул себе под нос недовольно:

— Иду. Что там у них опять?

Флоки промолчал. Вопрос, как обычно, адресовался не ему, а пустоте. С ним тут, на лангскипе, «длинном корабле» великого ярла Арнульфа Беспощадного, почти никто не разговаривал. Это началось с того момента, как прозорливый и внимательный Лейф, глянув на серебристые отблески в глазах и волосах Флоки, тихо предупредил остальных: «полукровка».

На севере таких не любили. Благо, особо и не отличали от остальных. Безошибочно выделить плод любви человека и хати из толпы могли лишь те, кто встречал полукровок прежде. Вот как этот Лейф, чтоб его…