Зверь с той стороны

Оба моих запястья охватывали широкие кольца блестящих наручников вроде старинных каторжанских (не стандартные милицейские точно), соединённых приличной толщины цепочкой. Цепь уходила книзу. Там имелось железное кольцо размером с хороший бублик, вмурованное насмерть в пол. В том, что насмерть, я, дипломированный инженер с высшим техническим образованием, не сомневался ни единого мгновения. Хотя при чём тут техническое образование? — кто угодно пришёл бы на моём месте к аналогичным выводам. Достаточно подёргать, чтобы убедиться. Цепь была достаточно длинна и продёрнута в кольцо. Скользила свободно: туда-сюда, з-звяк-бряк, что позволяло мне с разной степенью удобства вставать со своего фаянсового пьедестала и садиться обратно, пользоваться мылом и губкой, галетами, питьевой водой, книгами, жвачкой. А также сливным бачком и туалетной бумагой — если обделаюсь со страху.

Одежды мне оставили самую малость — шёлковые трусы-боксёры да тренировочную майку на широких проймах. Я был босиком, керамическая плитка неприятно холодила ступни. Ну вот, расстроился я, насморк обеспечен. О том, что истечение соплей из носа может оказаться не самой большой неприятностью, проистекающей из создавшейся ситуёвины (каламбурчик, ёлы-палы!), думать мне не хотелось.

"Вообще-то раскрытыми агентами иностранной разведки в международной практике принято меняться, — всплыло у меня в голове. — Замечательная мысль, — похвалил я себя, — очень своевременная мысль, отлично успокаивает взвинченные нервы. Но найдется ли у противной «Предстоящим» стороны вакантный шпион для обмена? Сообразят ли люцифериты выставить меня на торги? Поверит ли противная сторона, что я — её человек? Да и существует ли в реальности эта самая "противная сторона" или же она — лишь обманка, подсунутая хитромудрым Таракановым лазутчику Капралову? Для формирования у доверчивого и наивного Капралова полезного делу заблуждения. Как это на специальном жаргоне лукавых засекреченных контор называется? Уж не игра ли с «болваном» случайно? Ага, верно".

— Приятно познакомиться! — сказал я себе.

Дела!… От сомнений у меня даже пересохло в глотке.

Я дотянулся до бутылки и обнаружил, что её ещё не вскрывали. Пробка фабричная, предохранительное колечко цело. Следовательно, подсыпать туда какой-нибудь гадости вроде наркотика не могли. Или всё-таки могли? Снова сомнения. Пить от них захотелось пуще прежнего.

Похлебав водички, я принялся осматривать и ощупывать тело. Побои, нанесённые при пленении, не прошли для меня даром. Шея ворочалась с трудом. Ответственность за это я возлагал на арматурный прут и Циклопа; ладно, с Циклопом я рассчитался сполна. До левого бока, угощённого пинком стальной ноги Демона, было больно дотронуться, там сидел здоровенный синяк, щедро замазанный йодом. Трогательная заботливость: видимо, сегодняшним владельцам моей жизни я ценен более-менее здоровым. Примерно такой же йодированный синяк обосновался на животе, на макушке прощупывалась шишка — тоже Демону низкий поклон.

Я вдруг не на шутку озлился. Сучий потрох! Кондом пользованный! Я его разорву, уничтожу, клянусь! За Милочку, за живьём сожженных Тараканова и Паоло, за погибшего журналиста Сергея. Теперь я был совершенно уверен, что в операции против таракановского журнала Демон принимал самое активное участие. Я не мог сказать, откуда взялась уверенность, но привык полагаться на своё чутьё всецело и ни разу до сих пор не обманывался. Оно же говорило мне, что свобода не за горами, а вместе с ней и карательная экспедиция по Демонову душу. Если она у него, конечно, есть, душа-то.

С тем я и задремал, пожевав на сон грядущий галет.

Разбудило меня настойчивое похлопывание по плечу — но не живой человеческой рукой, а какой-то палочкой. Я приоткрыл один глаз.

Профессор от психиатрии Сергей Сигизмундович Гойда удовлетворённо кивнул и опустился задом в отличное офисное кресло, поставленное так, чтобы я ни в коем случае не мог достать его ногой. Элегантную трость, которой я был разбужен, Сергей Сигизмундович разместил между ног. Набалдашник у неё был — голова пуделя. Ясно. Каждому охота хоть иногда почувствовать себя Воландом. Усевшись, Гойда легчайшим движением пальцев отправил вон из комнаты сопровождающего телохранителя — яркого высоченного красавца-татарина.

— Доброе утро, — сказал он доброжелательно. — Как почивали?

— Давайте без дурацких политесов, — отозвался я, присасываясь к бутылке.

Выдохшаяся и согревшаяся минералка показалась мне чрезвычайно мерзкой на вкус. "Болван, — подумал я запоздало, — пока ты спал, в ней вполне могли что-нибудь растворить". Мне захотелось сплюнуть.

— Пейте, пейте, не волнуйтесь, — сказал проницательный Гойда, заметив, как поспешно оторвался я от бутылки. На грубость мою он, кажется, совсем не обиделся. — В моих планах относительно вас нет пункта "отравление".

— А какие пункты есть?

— О, различные, грандиозные! — оживился профессор. — Я вам скажу их, обязательно скажу, непременно. Но не прямо сейчас. Не сразу, хорошо? Не хочу волновать прежде времени.