Мы быстро перетащили Филатова в другую комнату и еле-еле вскинули на кровать. Его темные волосы взмокли от пота, а сильная дрожь, колотящая все тело парня, вынуждала его лязгать зубами. Темные глаза, в которые я заглянула, чтобы проверить состояние Вадима, оказались абсолютно пустыми, а взгляд, устремленный в стену за моей спиной, не хранил в себе совершенно никакого смысла. Простая темнота, немая и болезненная.
Разве могут глаза человека нести в себе столько всего и в то же время не иметь ничего? Оказалось, могут. Когда твое тело выворачивает наизнанку, ты вдруг превращаешься в бесполезный кусок мяса, а краешек мозга заходится в немом крике, моля о смерти.
Кроме «прекратите эту агонию» в глубине взгляда Филатова не было желаний. Он хотел умереть. Здесь и сейчас.
— Ну ни хрена, понял меня? — разозлившись на этого недоумка, неожиданно посмотревшего прямо на меня, я врезала ему кулаком по бедру и отошла назад.
В комнату ворвался Каспер со стаканом мутноватой воды.
— Что это? — спросила, снова приближаясь к кровати.
Он ответил, не оглядываясь и приподнимая Фила:
— Глюкоза ему нужна. Перебрал он… с сердцем плохо…
«Перебрал он…»: въелось в мой мозг. Надо же. Перебрал.
Ублюдок.
Каспер снова ушел. Вадим вроде даже перестал дрожать. Или просто немного успокоился?
Уже вполне осмысленно взглянул на меня и моргнул. Нахмурился, словно силясь понять, что я тут делаю, а потом прохрипел:
— Хочешь… просто уйду?
— Нет, — я отвернулась. — Не хочу. Но я не понимаю, — покосилась на Филатова. — Таких как ты вообще не понимаю.
— Да, это ведь не сказка… — совсем невпопад пробормотал Вадим и попытался нащупать одеяло, но тут же снова зашелся в диком рычании. Видимо, тело требовало покоя, а он ерзал.
Вздохнув и злясь на Фила до немыслимого сильно, я подошла к нему и укрыла пледом. Он вдруг хохотнул, прохрипев:
— Сочувствую тебе…
Решив, что здесь мне делать больше нечего, я направилась на выход, где был слышен голос Каспера, бормочущего что-то в трубку телефона. Я увидела его сквозь щель неплотно прикрытой двери. Он заметно нервничал. Ходил из стороны в сторону и свободной рукой мял шею.
— Мария… — просипел за спиной Вадим. Я оглянулась. — Останься со мной… пожалуйста…
— Зачем? — спросила я, имея в виду поступок Филатова.
Но он не понял.
— Просто одиноко.
— Нет, зачем ты укололся?
В тишине, повисшей в комнате, я четко услышала, как Вадим сглотнул и выдохнул. Потом, совершенно неожиданно, он скатился с кровати, с грохотом рухнув на пол, встал на четвереньки и прижал руку к груди — видимо, затошнило.
Я ринулась к нему, но тут же была остановлена:
— Отвали! — потом тихое: — Прости… мне, блять, так паршиво… прости…
Но он все-таки встал. Ужасающий внешний вид буквально прибил меня к месту. Вадим стоял напротив, слегка покачиваясь, а я не знала, что мне делать.
— Иди сюда.
И я пошла. Вцепилась в его майку на спине и прижалась к груди, где отчаянно колотилось молодое сердце, с трудом справляющееся с последствиями приема наркотика.
— Что ж ты вытворяешь, а? — пробормотала я, вдыхая запах Вадима.
— Пытаюсь бороться.
— Неправильно пытаешься.
— А как надо?
— Не знаю…
— Вот и я… не знаю…
***
В полудреме, что витала в квартире Каспера, мы с ним самим сидели на кухне и тихо разговаривали.
Я все узнала.
Фил спал. Вот уже четыре часа подряд. Мы поочередно проверяли, как он там, а потом вновь возвращались на кухню, где ужасающий колпак-люстра навевал ассоциации о фильмах времен Советского Союза.
Вадим «сидел» на морфине. О подобной зависимости я слышала и раньше. Собственно, с этой темой можно столкнуться даже в произведениях классиков русской литературы. К примеру, рассказ Михаила Булгакова «Морфий», примыкающий к циклу рассказов «Записки юного врача», но не вошедший в этот сборник, повествует о докторе, читающем дневник своего предшественника, который боролся с морфиновой зависимостью.
Хотя, естественно, одно дело читать в книгах, другое — столкнуться в реальности.
— Так что, Машка, держи язык за зубами, а то Фил, если узнает, что я тебе рассказал обо всем… Короче, мало мне не покажется, — Каспер затянулся и, шумно выдыхая дым, посмотрел на меня, сжимающую в оледеневших пальцах кружку остывшего чая. — Ты как вообще с ним познакомилась? Фил стремный и на контакт не идет. Даже со своей матерью не очень-то общается. Чаще всего, по телефону и матом. Она стерва…
— Ну если так, то почему бы не прекратить общение? — пробормотала я, все еще размышляя над «недугом» Вадима. Потом подняла глаза на Каспера и спросила: — Слушай, а с какого перепугу он подсел на наркотики? Неправильная компания?
К моему изумлению, Макс притих и даже опустил голову, как будто смутился. Но тут же надменно передернул плечами и отрезал:
— Его проблемы. Эти идиоты мне башку задурили своим нытьем о дозе. Менты схватят — жопа мне. Ясно? Накроют. А еще придурок Туров постоянно здесь ошивается… кстати, а куда этот псих исчез?
— Не знаю, — тяжко вздохнула я и скользнула взглядом по сизому мраку за окном, и тут же в отражении заметила силуэт. Оглянулась.