Зверь в землях де Шане (СИ)

– Инессу тоже, но она никого не слушала. Все лучшие женихи сватались к ней, а мне отец предлагал только стариков, охотящихся за богатством, – с отвращением произнесла она. – Теперь мне кажется, что во мне есть какой-то изъян, из-за которого никто не смотрит на меня, не говорит со мной. Суеверные люди назвали бы это проклятием.

– Это неправда, – Леон присел на подоконник рядом с креслом, не обращая внимания на недовольное карканье Корнеля. – Вы ничем не хуже вашей сестры, может, даже умнее её – ведь это она, а не вы, помчалась сломя голову через лес, зная, что там Зверь.

– И её спас Бертран, – грустно сказала Эжени. – Если бы там оказалась я, меня бы никто не спас – не с моим везением.

– Вы неправы, – мягко проговорил Леон, не отрывая взгляда от её рыжеватых волос, блестевших в пламени свечи. – Знаете, я солдат и не особо смыслю в том, что говорят дамам, но всё же попробую. Вы тоже красивы, хоть и иной красотой, нежели Инесса, вы умны и чутки, вы сумели подружиться с Анжеликой, а у неё чутьё на хороших людей. Анри и Жаклин уважают ваш ум, Рауль благодарен вам за воссоединение с Анжеликой, мне нравится ваша улыбка… Вы плачете?

– Немного, – Эжени подняла голову – в глазах у неё и правда блестели слёзы. – Леон, я и не думала, что вы можете найти такие хорошие слова утешения. Спасибо вам.

– Это не утешение – я говорю то, что думаю.

– Теперь я чувствую себя так, будто напросилась на комплимент. Простите за то, что я стала изливать вам свои тревоги, вы не обязаны это слушать…

– Я рад, если вам стало легче от того, что вы выговорились. Эжени, вы мне и правда нравитесь…

– Но Жаклин д’Эрбле нравится больше, верно?

Леон тяжело вздохнул. Теперь он понял, что звучало в её голосе – неприкрытая ревность, и от осознания ему вдруг стало легче. Он скользнул рукой за отворот плаща и отцепил чёрно-золотую ленточку.

– Нравится, – кивнул он. – Но не больше. Возможно, меньше, чем мне самому казалось. Но это неважно – важно то, что Жаклин никогда не принадлежала мне и никогда не будет принадлежать. Она вообще никому не принадлежит, даже Анри.

Эти слова упали, как комья земли на крышку гроба. Леон произнёс их, как заклятие, и поднёс ленточку к пламени свечи. Ткань загорелась даже быстрее, чем он ожидал, пошёл дым, но его тут же унёс ветер из приоткрытого окна. Эжени вскрикнула и протянула руку, будто хотела выхватить ленточку из огня, но тут же отдёрнула её.

– Лучше бы вернули владелице! – воскликнула она.

– Тогда придётся объяснить, откуда она у меня, а это будет сложновато. Ничего, Жаклин не обеднеет от потери одной ленточки.

– И вы надеетесь с сожжением ленточки уничтожить все чувства к той, что носила её в волосах? – Эжени не отрывала взгляда от догорающих остатков ткани.

– Да, – честно ответил он. – Знаете, это легче, чем мне казалось. Кроме того, теперь мой интерес направлен на другую женщину.

Он произнёс эти слова с улыбкой, но на Эжени они произвели странное впечатление – она вдруг побледнела и выпрямилась в кресле.

– Не может быть! – ахнула она. – Леон, но ведь моя сестра… она же помолвлена! И она любит Бертрана!

Леон от души расхохотался, но Эжени оставалась серьёзной, и он умолк, внезапно поняв, что она не шутит – она и правда не знает, о ком речь.

– Я не про вашу сестру, – он улыбнулся ещё шире. – Ну же, вы ведь умны – догадайтесь, о ком я говорю.

Судя по лицу Эжени, она добросовестно перебрала в уме всех женщин, с которыми и она, и Леон, были знакомы, и наконец растерянно произнесла:

– Единственная, кто приходит мне в голову, Жанна Валли, но ведь у неё тоже есть жених – кузнец, кажется…

– Невероятно, – Леон покачал головой. – Вы вчера так точно прочитали мои мысли, но не поняли, какое место в них отведено вам?

– Нет, не может быть, – руки её упали на колени, рот приоткрылся, а лицо вдруг стало совершенно бесцветным – Леон испугался, не упадёт ли Эжени в обморок. – Это не может быть правдой, вы говорите это из жалости ко мне… или из желания пошутить, – она вскинула голову, а затем поднялась так резко, что Леон невольно качнулся назад. – Если вы смеётесь надо мной, лучше признайтесь сразу. Или вы думаете, что я беззащитна, что можно позволять со мной любые шутки? Думаете, раз я открылась вам, вы вольны смеяться надо мной?

– Я не думаю, что девушка, вооружённая иглой, беззащитна, – Леон осторожно отступил, не отрывая глаз от иголки, зажатой в левой руке Эжени. Странно, он только сейчас заметил, что она левша… – Знаете, вы напомнили мне одну женщину, которую я знал раньше… Её звали Луиза де Круаль.

– Она тоже угрожала вам иголкой? – Эжени опустила руку, но Леон видел, что она всё ещё напряжена.

– Нет, она угрожала мне пистолетом, а ещё у неё был кинжал и бомба, – он усмехнулся. – И волосы у неё были тёмно-рыжие, точь-в-точь как ваши.

– Она была красива? – Эжени воткнула иголку в ткань и дотронулась до своих волос, убирая вьющиеся пряди от лица.

– Очень. Она была прекрасна, как сама смерть.

– Какое странное сравнение! Разве смерть прекрасна? Хотя вы, конечно, встречались с ней чаще, чем я, и лучше знаете…