Она очень сдружилась с детьми мушкетёров за последние дни – они приняли её как свою, хотя её отец не был героем Франции, и это ей очень льстило. По ночам ей иногда снились кошмары, но днём они растворялись в лучах солнца, в смехе Анри и Рауля, в улыбках Жаклин и Анжелики, в ласковом, чуть насмешливом взгляде Леона. Встречаясь с ним глазами, Эжени краснела и со стыдом вспоминала ту ночь, проведённую с капитаном в библиотеке.
… Первые лучи солнца проникли сквозь стекло и осветили шкафы, ровные ряды книг в них, стоящий возле окна стол, чернильницу и перья, смятые листы бумаги, отобразились ровными золотистыми прямоугольниками на паркете, осторожно коснулись белых кружев рубашки и края смятого голубого платья. Леон неторопливо потянулся и сел, щурясь от яркого света. Эжени, напротив, быстро выпрямилась и нервным движением оправила платье – к вчерашним пятнам от вина прибавились пыльные разводы.
– Что мы с вами наделали! – прошептала она, не в силах оторвать взгляда от следов на полу.
– Разве тебе не понравилось? – Леон, в отличие от неё, выглядел как никогда невозмутимым и довольным жизнью.
– И вы ещё спрашиваете! Конечно, понравилось! Я… я никогда не чувствовала себя такой счастливой. Вы… вы… Леон, вы подарили мне рай.
– Благодарю, – польщённый капитан склонил голову. – Никогда не слышал от женщин подобных слов.
– Но мне так стыдно! – Эжени поёжилась. – Это такой позор! Я теперь чувствую себя нехорошей, скверной, падшей женщиной!
– Ну-ну, перестань, – Леон притянул её к себе и обнял за плечи. – Мы ведь с тобой уже помолвлены.
– Всё равно… Я вчера была сама не своя, – Эжени, прильнув к его груди, нервно перебирала пальцами ткань платья. – Мне теперь стыдно смотреть людям в глаза. Если кто-нибудь узнает, я буду опозорена на всю жизнь.
– Никто не узнает, – Леон выпустил её из объятий, поднялся и помог встать Эжени, затем оправил рубашку, наклонился за жилеткой, надел её и аккуратно зашнуровал. Эжени в это время старалась разгладить помятое платье, отряхивала его от пыли, приводила в порядок шнуровку и приглаживала растрёпанные волосы.
– Нас не должны увидеть вместе, – к ней уже вернулось самообладание. – Симона не сильно удивится, если не обнаружит меня в своей комнате – я и раньше частенько засыпала в библиотеке, прямо на козетке… Но вы… Если вас спросят, боюсь, вам придётся солгать.
– Скажу, что мне не спалось после всего случившегося, я решил побродить по замку, поднялся на башню и до утра смотрел на звёзды, – Леон пожал плечами, обуваясь. – Не думаю, впрочем, что меня будут сильно расспрашивать.
Эжени, как могла, оттёрла следы на полу, зашнуровала туфли, выпрямилась и огляделась по сторонам.
– И как назло, здесь ни одного зеркала! Ну-ка, Леон, как я выгляжу?
– Превосходно! – усмехнулся капитан.
– Леон, я серьёзно! По мне не видно, что я всю ночь… эмм… воплощала в реальность свои сны?
– По тебе видно, что ты вполне счастлива и довольна жизнью.
– По вам тоже, и меня это, признаться, немного волнует.
– И ты наконец-то улыбаешься. Знаешь, как мне хотелось увидеть твою улыбку, когда я только встретил тебя?
– Правда? – Эжени робко улыбнулась.
– Правда. Ты очень красива, когда улыбаешься.
– А без улыбки, значит, я некрасива? – она подозрительно сощурилась.
– Эжени, ты смеёшься надо мной! Разве я не доказал тебе, что ты красива в любом виде, этой ночью?
Она покраснела, но ответить не успела – на шкафу послышалась возня, недовольное карканье, и Корнель, встопорщив перья, принялся за утренний ритуал их очистки.
– Подумать только – он всю ночь проспал над нами, ничего не зная! – всплеснула руками Эжени.
– Надеюсь, он у тебя не говорящий? – осведомился Леон.
– Нет, он нас не выдаст! – она рассмеялась. – Вообще, мне кажется, что он уже меньше ревнует – видимо, привык и принял тебя.
– Или смирился с неизбежным.
– Солнце уже совсем высоко – пора выходить, – Эжени ещё раз одёрнула платье и первой шагнула вперёд, толкнув дверь. Им повезло добраться до своих комнат, никого не встретив по пути. За завтраком настроение у всех было приподнятое, произносились речи в честь победы над Зверем, и никто не задумался, почему Эжени так раскраснелась и переменила своё любимое платье, а Леон так мечтательно улыбается.
В последовавшие за этим дни Эжени готовилась к свадьбе, бегала посмотреть на чучело Зверя и слушала разговоры детей мушкетёров. Рауль и Анжелика договорились, что сыграют свадьбу во владениях графа де Ла Фер, после того как съездят в Париж. Жаклин, по-видимому, уже примирилась со своим положением и обсуждала с Анри имя для будущего ребёнка.
– Если это будет мальчик, я назову его Шарль, в честь моего отца, – твёрдо заявила она.
– Шарль Рене – в честь наших отцов, – добавил Анри, и Жаклин согласно кивнула. Беременность, как заметила Эжени, не изменила её нрава, только относиться ко всяким авантюрам дочь д’Артаньяна стала с осторожностью.
– А если девочка? – вмешалась Анжелика, смотревшая на подругу почти с благоговением.