Звери до нас. Нерассказанная история происхождения млекопитающих

Эта схематичная картина эндотермии может поставить под сомнение тот факт, что первая эра млекопитающих была теплокровной. Но куда вероятнее то, что сама эндотермия, как и многие другие особенности, связанные с млекопитающими, возникла случайно. Ее не включили, как лампочку, одновременно сделав всех терапсидов теплокровными. Подобно множеству изменений в строении тела, усиленные метаболические изменения, вероятно, происходили с разной скоростью по всему древу терапсидов, от самого минимального увеличения в одних группах до больших скачков и изменений костной ткани в других. Но одно мы можем сказать наверняка – терапсидам не было равных по количеству радикальных физических перемен. Эти существа, несомненно, были законодателями эволюционных мод.

То, что терапсиды приобрели так много адаптаций на столь раннем этапе истории жизни на Земле, – одно из главных открытий за последние 100 лет. Но как группа они также представляют собой концептуальную проблему. Эволюция беспорядочна. Новые способы изучения окаменелостей раз за разом доказывают нам, что мы не можем проследить нашего самого раннего предка, потому что на самом деле мы не знаем, кто кого породил в генезисе биологической жизни. Мы привыкли представлять себе группы животных как матрешку, каждая из которых гнездится в более крупной, более инклюзивной группе, имеющей общих предков, чтобы однажды добраться до самой крупной из них: нашего последнего общего клеточного прародителя (интересно, что эпохальное исследование, посвященное поиску нашего последнего универсального общего предка, или LUCA, предполагает, что он возник почти так же давно, как и сама Земля, более четырех миллиардов лет назад¹²).

Нам нравятся более простые повествования. Мы хотим, чтобы одна адаптация приводила к другой, как на конвейере. Но картина серьезных изменений в эволюции в меньшей степени напоминает конвейерную линию, а в большей – танец. Представьте, что все изменения в теле синапсидов подобны ряду исполнителей, держащихся за руки. Они собираются установить мировой рекорд по эндотермии, и для этого вся линия должна дойти до другого конца танцевального зала. Особо восторженный танцор бросается вперед, но его удерживают руки более медлительных исполнителей. Только идя нога в ногу, вся танцевальная труппа может добраться до дальней стены и получить приз.

Эту аналогию привел один из самых плодовитых авторов и исследователей терапсидов Том Кемп. Он назвал это коррелированной прогрессией и использовал ее, чтобы визуализировать то, что мы часто с трудом принимаем: возможно, существует не единое четкое накопление черт, ведущих к теплокровности – или любой другой особенности, – а список отдельных изменений, которые происходят с разной скоростью в разных группах. По мере того, как изменений становится все больше, появляется совершенно новый организм по другую сторону танцевального зала.

Это хорошая аналогия, но она может навести на мысль, что все танцоры непременно хотят попасть на другую сторону танцевального зала. Но у естественного отбора нет цели. Как тиран, он вознаграждает или отбраковывает, исходя из прихотей выживания.

Правильнее представить, что эволюционная линия танцоров состоит из пятилетних детей, в темноте играющих в музыкальные стулья.

Карьеры по-прежнему предоставляют лучшие возможности заглянуть в глубь времен. Многие из наших первых находок были сделаны в результате раскопок в поисках строительных материалов, и эта традиция продолжается и по сей день. Мы находим новые окаменелости, поскольку получаем гравий, укладываем дорожное покрытие и (к сожалению) продолжаем добывать уголь.

Те, кто ценит нетронутую природу, вряд ли назовут каменоломни прекрасным местом. Они – шрамы на лице Земли, будто противоречащие самой природе. Трудно примириться с жутким зрелищем, когда механическая рука экскаватора вонзается в поверхность скалы, разрушая ее, как ребенок – замок из песка. Но из этого разрушения рождается новое – не только здания, но и знания.

Чтобы найти окаменелости, нам нужны обнажения пород, содержащих ископаемые, а таких на удивление мало. Те нужные осадочные камни, которые все-таки выходят на поверхность, в основном покрыты пышной листвой. Сама Земля похожа на гигантское зеленое млекопитающее, кипящее жизнью. Часто только запустив свои пальцы в ее плоть, мы находим кости затерянных миров под ее кожей. Без этого мы бы почти ничего не знали о ее – или нашей – истории.

Когда мы поднимались обратно на холм к машинам, я оглянулась на пустую чашу карьера Клашаха. Мы оставили повсюду свои следы, извилистые тропинки на влажном песчаном полу. К чему придет ихнолог будущего, когда увидит эти запутанные схемы отпечатков, помимо вывода, что эти существа передвигались стадами (что, собственно, правда)? Мы никогда этого не узнаем. Но одно можно сказать наверняка: подобные места по всему миру надо защищать и исследовать, если мы хотим и дальше изучать наше далекое прошлое и те уроки, которые оно может преподать нам о нас самих и зверях, которые были до нас.