Звери до нас. Нерассказанная история происхождения млекопитающих

Разрушения, вызванные пермским вымиранием, невообразимы. Их воздействие было затяжным, проявляясь совокупными приступами в течение практически миллиона лет. Но последствия длились еще дольше: потребовалось 10 миллионов лет, чтобы жизнь вновь собралась во что-то приближенное по сложности к разнообразным экосистемам времен терапсидов.

Мир, возникший из вулканической пыли, был не похож ни на что из того, что было прежде. То, как выжила жизнь и что происходило в течение следующих 50 миллионов лет триаса, остается загадкой, над которой палеонтологи все еще ломают голову. Но вот что самое любопытное: почему линия млекопитающих, столь успешная и разнообразная в пермском периоде, уступила первое место рептилиям? Последствиями этого, однако, стало становление млекопитающих в том виде, в каком мы их знаем сегодня.

Наш грузовик съехал с дороги, подняв облако пыли. Мы вчетвером ступили на грязную обочину, щурясь от солнечного света. Впереди дорога проходила через низкий мост, а за ним простирался вельд до предгорий лесотского Дракенсберга. Деревню Кхемега позади нас скрывал невысокий холм. Справа по равнине тянулась густая сеть обводненных впадин и долин, называемых донгами. Зрелище напоминало изображения с марсохода НАСА. Иссушенный и покрасневший пейзаж страдал от зимней засухи.

Мы спустились по мосту к извилистому руслу реки, широкому, как бассейн, но сухому, как горбушка хлеба. Интенсивных дождей, изрезавших этот рельеф, не было, но их следы сохранились подобно окаменелым останкам. Камни были стерты до гладкости, а борта русла осыпались – характерная эрозия, вызванная бушующей водой.

– Какова вероятность внезапного паводка? – спросила я своих товарищей по полевой работе. Будучи родом из страны, постоянно влажной как салфетка, я знала о высохших руслах рек только по фильмам и документалкам о природе. Так что в знании ландшафта и его опасностях я доверилась двум южноафриканцам и жителю Свазиленда. Они обменялись взглядами. – Скорее всего, никакой, – ответили они и пошли вниз по реке. Я посмотрела на хлипкое основание моста, между стойками которого были зажаты большие куски камня и строительного мусора. Скорее всего, никакой.

Русло реки расширялось, исчезая за выступом. Слой скалы, на котором мы стояли, обрывался так же резко, как край стола. Мы вместе подошли к выступу и заглянули вниз. Каменные плиты размером с автомобиль беспорядочно лежали вокруг бирюзовой лужи с водой. Из скрытого в скале источника сочилась вода, и все русло реки извивалось на дне оврага с крутыми склонами глубиной не менее четырех этажей. В сезон дождей нас бы смело с обрыва водопадом. Движение воды неуклонно сокращалось, заставляя водопад совершать лунную прогулку по вельду.

– Вот куда нам надо, – объявила Лара Сцишио, указывая на зияющую дыру перед нами. Она потуже затянула шнурок шляпки под своим острым подбородком. Ее коллега, Мишель де Кок, почесал щетину и оценил спуск. Он кивнул: «Я принесу бур». Сцишио и де Коку предстояла здесь важная работа. Для остальных главными приоритетами были поиск новых окаменелостей и обеспечение сохранности ископаемых находок предыдущих лет для транспортировки в лабораторию. Но для Сцишио и де Кока главными были сами скалы.

Породы вокруг Кхемеги относятся к крупной стратиграфической единице, называемой супергруппой Кару. Они встречаются на большей части территории Южной Африки и Лесото, а также в некоторых близлежащих странах – Малави, Намибии, Свазиленде, Замбии и Зимбабве. Эти отложения не только занимают площадь, превышающую территорию Германии, но и уходят вглубь на много километров, охватывая 150 миллионов лет геологического времени.

Самые старые породы восходят к каменноугольному периоду. Кроме того, по всей Южной Африке раскинулись огромные залежи пермских пород. И наконец, триасовые кольца, поверх которых вишенкой на слоеном торте лежит скопление юрских лав, образуя страну Лесото. Большую часть более молодых пород, образовавшихся поверх, смыло водой.

Мы шли там, где формация Эллиот встречалась с лежащей под ней формацией Мольтено. Давно известно, что возраст обоих слоев относится к позднему триасу и ранней юре. Выяснялось это традиционными методами, такими как преемственность фауны: изучением видов ископаемых животных, насекомых и растений, сохранившихся в породах. Они запечатлели решающий момент в истории эволюции.

Жизнь снова встала на ноги после полного уничтожения в конце пермского периода, но затем произошло другое массовое вымирание в конце триаса, пускай и меньшее по масштабу [63]. Размах был не таким апокалиптическим, но все же достаточным для того, чтобы снова перестроить экологический ландшафт. Этот ключевой момент в эволюции животных остается малоизученным – мы не знаем, как и почему одни группы исчезли, в то время как другие выжили. Чтобы разобраться, нам нужно больше окаменелостей.