Яшма сидела в оцепенении, устремив взор вглубь сада и неслышно вопрошая деревья, как те могли просто стоять, безразличные ко всему вокруг. Она наконец-то распродала все драгоценности, одежду, мебель и белье. В доме теперь не оставалось ничего ценного, за исключением бриллиантового колье. Оно так и лежало под землей у вишни, раннелетние плоды которой были единственным надежным источником пропитания для Яшмы в течение последнего месяца. Голод изнурил ее настолько, что даже дышать было в тягость. Впрочем, по всему городу люди, прежде жившие совершенно благополучно, теперь столь же тихо помирали от истощения, слишком смущенные, чтобы привлекать всеобщее внимание к своему бедственному положению. Яшма тоже подумывала, что можно было бы просто улечься на землю и уже больше не вставать, но какая-то скрытая энергия вывела ее из остолбенения. Она прислушалась к внутреннему голосу, который твердил ей: «Я хочу жить». Ее нисколько не смутило, что она слышит потусторонние голоса. Время удивляться чему бы то ни было уже давно прошло. Иллюзии лишь напомнили ей слова, когда-то сказанные Чонхо. Всегда есть очевидный выбор между тем, чтобы упорно держаться за жизнь и отпустить ее. Чонхо признался, что он каждый раз отвергал смерть.
Яшма сходила к себе в комнату и трясущимися руками надела вконец заношенные блузку и юбку. Это действие потребовало от нее такого напряжения сил, что она несколько раз была вынуждена хвататься за стену, чтобы удержаться на ногах и не упасть на пол. Но она все же сумела собрать вновь отросшие волосы в шиньон, закрепила их голубой шляпой и вышла на улицу.
Яшма прошла по одному из множества бульваров Чонно в поисках объявлений о вакансиях в витринах магазинов. Никаких посланий потенциальным работникам у бутиков не наблюдалось, а храбрости заглянуть и поинтересоваться по поводу работы ей не хватало. После часа тщетных хождений из стороны в сторону она поклялась себе, что все-таки зайдет в следующее заведение – престижный магазин дамской одежды. Колокольчик провозгласил ее приход, и миловидная владелица встретила посетительницу с отработанной улыбкой.
– Приветствую вас. Чем могу быть в помощь?
Яшма попыталась объяснить, почему она зашла, но это оказалось сверх ее сил. Хозяйка вполне управлялась одна в маленьком бутике, и ее уже начинало раздражать, что какая-то неимущая дама отнимает у нее драгоценное время – это было вполне очевидно.
– Ничем, благодарю, – пробормотала Яшма, направляясь к двери.
Она почти что выбежала из магазина и столкнулась с проходившим мимо мужчиной. Вместо извинения Яшма молча склонила голову. Однако прохожий не продолжил свой путь, а вдруг придержал ее за запястье и заулыбался.
– Не думал, что когда-нибудь тебя увижу снова, – сказал он. Это был Ито Ацуо. Не считая убеленных сединой висков, он мало изменился с молодости. Ито, облаченный в белый льняной костюм, оставался все таким же статным, крепким и подвижным, как и раньше. Яшма не могла подобрать подходящие моменту слова. Казалось, что любые попытки заговорить закончатся обильными слезами. Посему она направила все оставшиеся силы на то, чтобы пронзить его суровым взглядом.
– Слезы радости здесь излишни. И так понятно, что ты мне рада, – беззаботно заметил Ито, который, естественно, обратил внимание, сколь худой и костлявой она стала. Безвольные пряди волос выбились из шиньона и теперь беспомощно свисали вдоль шеи. Все, что оставалось от нее, – шелуха былой женственности. – Куда держишь путь? Занята?
Яшма покачала головой.
– Отлично. Пошли, я как раз собирался поужинать.
Был типичный для середины лета сырой вечер. Подернутый облаками полумрак заволок окружающий мир мягкой сероватой мглой. Они прибыли в расположенный неподалеку японский ресторан, окна которого сильно запотели от перепада температур. Яшма тихо сидела, пока Ито заказывал несколько блюд, которыми можно было бы спокойно накормить компанию из четырех человек. Ей было невдомек, из каких запасов ресторан умудрялся продолжать кормить гостей. Впрочем, у таких людей, как Ито, судя по всему, не произошло изменений в жизни. Ито же наблюдал за тем, как сидевшая напротив него Яшма накинулась на запеченный баклажан без лишнего кокетства и смущения. Но сколько она ни ела, казалось, что она никак не может насытиться. Только подступившее неожиданно чувство тошноты вынудило ее скрепя сердце остановиться. Последнее, чего она хотела, – выблевать из себя всю драгоценную еду.
– А знаешь, ведь с нашей первой встречи прошло, наверное, двадцать лет. Тебе было лет семнадцать, – сказал он, периодически поднося ко рту кусочки жареной рыбы. Ито широко расставил локти, растягивая до предела рукава приталенного пиджака. Все в его облике свидетельствовало о том, что к еде, даже потребляемой чисто из удовольствия, он относился с величавым равнодушием.
– Я была несмышленым ребенком, – ответила она, откладывая палочки в сторону.