Звери на улице

А тот не слышит. И Слава опять кричит. И потом обнимает его — тёплого, пушистого, пахучего.

Такого, каким он был, когда его после ванны обтирали мохнатым полотенцем.

Но, как известно, во сне счастье бывает неполным. Слава только пригрелся, и ему почудилось, что он зарылся в Мишкину шубу, окунулся, можно сказать, в тепло, а в это время резкий такой голос:

— Слава, ты что это спать надумал? А ну, поднимайся!

Перед ним стояла Ася Сергеевна. Не дала она Славе досмотреть такой чудесный сон. Разбила всё, расплескала, испортила. А потом ещё с подковыркой такой спросила:

— Ты что, сон видел?

— Ну, видел.

— Москву?

— Нет, Берлин.

— Интересно.

— А что — интересно? В Берлине мой Мишка.

— Ах, Мишка, Мишенька!

— Да, Мишенька. И я его видел. И шерсть у него мягонькая и пахучая.

— А хочешь, я пойду с тобой к твоему Мишеньке?

— Вы?!

— Я!

— Сейчас?

— Скоро.

Слава вскочил с кресла и бросился к Асе Сергеевне так, что чуть было не сбил её с ног. При этом он только сказал:

— Ах!

А про себя подумал: «Какой я плохой! Всё время считал её и такой, и сякой, будто она ко мне придирается. А она сейчас вот, как только мы разнесём по комнатам наши чемоданы и поедим, возьмёт меня за руку, переведёт через эту широкую улицу, что там за окном, и сразу же мы увидим большую такую неоновую вывеску: „БЕРЛИНСКИЙ ЗООПАРК“».

Слава был уверен, что зоопарк где-то совсем близко, что над ним обязательно неоновая вывеска и что Мишка будет страшно рад его приходу.

Обед

Обедали туристы в ресторане.

Столик, за которым сидела Ася Сергеевна, был близко от Славы. Сначала она ела медленно, и Слава решил, что, может быть, она уже передумала вести его в зоопарк. Но вот подали второе, и она стала так быстро орудовать вилкой и ножом, что у Славы замелькало в глазах, как в кино, когда сидишь в первом ряду на самых дешёвых местах. Никто так быстро не ел, как Ася Сергеевна. При этом она как-то по-особенному складывала трубочкой губы и отставляла мизинчик на руке. Вот только что тарелка была полная, и вот она уже пустая. А другие туристы, которым подали одновременно с ней, только начинали есть.

Слава запихал котлету в рот и залпом выпил компот. По всей дороге из ресторана двери перед Славой только успевали открываться и захлопываться: хлоп-хлоп, хлоп-хлоп!

Подбежал к своему номеру и по привычке ткнулся в дверь — чуть голову не расшиб. А эта дверь сама не раскрывается. Её ключом отпереть надо. А ключ где? Где? Вспомнил: внизу у портье, или, если не по-французски, а по-нашему, у дежурного администратора. Слава — вниз. Хотел через восемь ступенек, как в школе на большой переменке. Но перед ним официант важно так спускался с подносом в руках. Поднос на всю ширину лестницы. Слава, конечно, мог под подносом прошмыгнуть, но вспомнил: нельзя. Дома надо держать себя прилично, а за границей тем более.

Наконец добежал до портье. Официанта так-таки не перегнал — удержался.

— Мне бы ключ от триста третьего номера.

— Шпрехен зи дойч? — спросил дежурный.

— Шпрехе, шпрехе, — ответил Слава, что значит: «говорю».

А сам никак вспомнить не мог, как же это по-немецки «ключ»? Знал же, знал и забыл.

— Фергессен, — прошептал он как бы про себя, что значит: «забыл».

А дежурный улыбнулся так по-хорошему:

— Забыл, значит, что ключ есть «шлюссель». А я русски помню. Карашо помню. Не забыл. Получайте, мальшик, шлюссель, нумеро драй хундерт драй. Поньяли?

— Понял, понял: триста три. Спасибо. Данке. Я спешу очень медведя смотреть.

Думаю, что никакой солдат не одевается по тревоге так быстро, как оделся Слава.

А потом он стоял в коридоре и ждал Асю Сергеевну. Туристы в это время торопливо проходили мимо, и Слава только слышал:

— Славик, ты что?

— Ничего.

— Пошли с нами. Мы в музей. Там, знаешь, показывают целый город, которому тысяча лет. Раскопали, собрали и под стеклянную крышу поставили.

— Ну?

— Вот тебе и «ну». Что ж ты стоишь?

— Я к Мише еду.

— А…

Славе очень хотелось посмотреть город, которому тысяча лет и который теперь под стеклянной крышей. И ещё ему хотелось посмотреть просто город, который он проехал на автобусе, а теперь можно было исходить пешком.

Да, не было человека из группы туристов, который бы не остановился возле него и не позвал пойти с собой.

Некоторые спрашивали:

— Кого же ты ждёшь?

И он отвечал:

— Асю Сергеевну.

Тётя Сима

Одна из наших туристок, быстро проходя мимо Славы, ткнула пальцем в пол и бросила на ходу:

— Хорош!

«Что это она?» — подумал Слава, посмотрел на свои ботинки и сразу всё понял. Последний раз он чистил их в Москве, но это когда было… После этого он шлёпал в дождь по лужам перрона, когда проезжали Польшу; потом на мокрые ботинки осела пограничная пыль первой станции Германии; где-то Слава чиркнул носком по извести. В общем, ботинки его были, прямо скажем, не блестящи.

Что было делать?

Дома всё просто и ясно: взял в тумбочке две щётки, бархатку и ваксу, вышел на лестницу и начистил ботинки так, что хоть смотрись в них. Но то дома. А как быть за границей? Вот оно — первое заграничное осложнение.