Звери на улице

- Да. Помолчи. Слушай…

От этого гида Слава узнал, что Бухенвальд в переводе на русский язык - Буковый лес. Лес этот вырубили. На месте густой чащи выросли бараки и крематории, где убивали людей. Этих убитых было больше, чем некогда деревьев в Бухенвальде…

Все, что Слава услышал тогда от бывшего заключенного лагеря смерти, он запомнил слово в слово. Когда Слава слушал о Бухенвальде, казалось, что кто-то сидящий в нем властно приказывал: «Запомни! Не имеешь права не запомнить!»

И он запомнил так, словно сам видел, как по приказу подпольного центра из всех бараков заключенные бросились на колючую проволоку. Фашистов били лопатами, мотыгами, бутылками, самодельными гранатами.

Спустя несколько часов над Бухенвальдом взвился красный флаг свободы. А утром тысячи и тысячи заключенных построились на первую свободную поверку.

Товарищи выкликали товарищей. Но многие не отозвались.

В то утро заключенные, оставшиеся в живых, поклялись никогда не допустить черной чумы фашизма, до последней капли крови бороться за мир и счастье людей на всей земле.

С тех пор прошло много лет.

Когда туристы подъезжали к лагерю, Слава увидел черные столбы дыма, которые гигантскими восклицательными знаками клубились в голубом небе.

- Что это? - тихо так спросил он Федотова.

- Печи. В них сжигали заключенных.

- А сейчас?

- Что - сейчас?

- Почему дым?

- А, дым… Сегодня день памяти погибших. И вот зажгли печи, чтобы дым этот напомнил, как было… Такое забывать нельзя…

МЕДВЕЖИЙ ЯЩИК

Когда автобус подошел к самым воротам лагеря, Слава увидел группу людей с большим венком красных и белых роз и еще каких-то цветов.

Яков Павлович сошел первым, и в это время Слава услышал, как где-то в вышине раздались удары колокола: бам-бам, бам-бам…

Колокол бил медленно, как бьют в набат, и от этого спине стало холодно, а щекам жарко.

Туристы сошли с автобуса и увидели, как Яков Павлович снова попал в окружение, совсем как на Берлинском вокзале. И снова над головами встречавших возвышалась голова высоченного Отто. Федотову пожимали руки, его обнимали, целовали. И при этом Слава слышал слова на разных языках. Но он-то мог понять русские слова и только немного немецкие.

Да, так оно и было: в этой группе людей с венком (они оказались бывшими узниками лагеря) больше всего было русских и много было немцев. Фашисты, которые делали сумки из человеческой кожи, подвешивали узников за руки, были хуже самых диких зверей, - они истязали и убивали людей многих национальностей, и в том числе немцев же!

Там, в Бухенвальде, Славе снова вспомнилось то, о чем он не мог забыть с тех самых пор, когда услышал в первый раз:

«Наши враги фашисты, а не немцы».

В лагере смерти Слава вдруг вспомнил комнату ужасов, в которой был с тетей Симой на ярмарке в Берлине. И он подумал о том, что ту ярмарочную комнату правильнее было бы назвать комнатой неожиданностей или даже комнатой шуток. Ведь ужасы были не там, совсем не там…

Бом- бом, бом-бом… -бил колокол на самой вершине башни-памятника жертвам фашизма. Звуки набата разносились далеко-далеко, напоминая о погибших; они не стали на колени перед палачами. А к подножию этого памятника, опустившись на колени, Федотов и светловолосый немец Отто положили теперь венок красно-белых роз.

Потом Слава и его спутники стояли молча, как в карауле стоят солдаты. В наступившей тишине особенно громкими казались удары набата:

Бом- бом, бом-бом…

А Славе слышались крики людей, которых забивали насмерть, лай собак, раздиравших заключенных, свист плеток-семихвосток со свинцовыми шариками на конце каждого из семи ремешков. Этих замученных и убитых были десятки тысяч, а вот оставшихся в живых только несколько десятков человек. Они шли теперь вместе с Яковом Павловичем, показывали ему места, где напали на охрану, где прятали оружие, где рвали колючую проволоку. Тогда, весной сорок пятого года, Федотов был в лагере недолго: вместе с нашими наступающими войсками он спешил в Берлин - туда, где еще жив был Гитлер, где еще надо было рассчитаться с убийцами до конца и водрузить наше знамя - знамя Победы…

И вот через много лет Слава шел по музею на месте бывшего лагеря и слышал, как Отто, подбирая русские слова, спросил Якова Павловича:

- Вы были в самом рейхстаге?

- Был, - сказал Федотов. - Только увидеть Гитлера мне не пришлось: когда я попал в Берлин, Гитлер был очень занят - как раз в это время он принимал крысиный яд…

На Отто Слава смотрел снизу вверх, и все время, пока Отто разговаривал с Яковом Павловичем, ему хотелось спросить, как наш солдат спас его в Берлине. Вопрос этот был у него, можно сказать, на кончике языка, но спросить никак не удавалось - пришлось бы перебивать разговор Федотова и Отто. Зато как только в разговоре этом наступила маленькая пауза, Слава сразу же вклинился своим вопросом:

- Скажите, пожалуйста, а как спас вас русский солдат в Берлине?

Отто улыбнулся:

- Конечно, я отчетливо не помню себя грудным младенцем. Это время человек запоминает плохо. Да?

- По-моему, так, - вставил Федотов.