Зверинец Джемрака

Острова Зеленого Мыса мало походили на Азорские. Насквозь промокшие и измученные, мы бросили якорь в странном месте, где на фоне неба цвета помоев возвышались соляные горы. По мере движения на юг ветер постепенно стихал, но дождь так и не переставал, и мы не могли просушить паруса. Когда же ливень наконец прекратился, мы попали в штиль и несколько дней ползли как черепахи — сонный корабль, набитый сонными людьми, вышедшими в плавание из Лондона с месяц назад, а то и больше. И все мы, зеленые юнцы, салаги, уже мнили себя бывалыми матросами. Судно приближалось к экватору, а китов нам так еще и не удалось встретить, но это, похоже, никого не волновало. В пути мы встретили другой корабль, «Гэллопан». Он шел из Нью-Бедфорда. Мы обменялись визитами — так бывает, когда в море сходятся китобои. Называют такие встречи «гэмами». Это был мой первый и лучший гэм. Встреча продлилась три или четыре дня, и я уже начал было думать, будто мы дрейфуем в океане только затем, чтобы пить ром, есть соленые клецки со свининой, приготовленные Уилсоном Прайдом, и играть в карты по вечерам.

Штиль наконец прекратился, и оба судна смогли разойтись. Накануне ночью мы отужинали на палубе «Гэллопана» соленой говядиной с морковью, причем каждому достался тонкий ломоть свежего хлеба вместо сухарей — капитан с помощниками ели такой хлеб каждый день. После изрядной порции сливового джема Саймон достал свою скрипку, а матрос из команды «Гэллопана» спустился в трюм и принес гармонику — вид у нее был такой, словно она прошла семь раз через семь морей, не меньше. Все, кто был на борту, стали петь старинные песни. Чистый высокий голос Сэма Проффита звенел над хором, виясь и играя, словно тонкая серебристая лента — одна из тех, что стекали по скалам, когда мы отплывали с Фаяла. Такой голос мог быть у женщины или у ангела, и Феликс от него сходил с ума. «Прям кости трещат», — признавался он, когда старик принимался петь свои воскресные гимны. Сэм был очень набожный, и мне его голос тоже нравился. Поначалу он казался слишком резким и неприятным, но со временем становился привычным — так птичий крик, раздражающий ухо, в силу привычки, становится мил сердцу.

Той ночью луна была почти полная. На «Лизандре» в офицерском кубрике горел яркий свет. Наш корабль стоял спокойно, капитанский пес радостно чесался на палубе. Матросы пели: «Кровавые розы, идите на дно, кровавые розы…» Пронзительный высокий голос Сэма выделялся на фоне грубого хора: «Идите на дно, кровавые розы…» У Джона Коппера в глазах стояли слезы. Парень с «Гэллопана» вел мелодию: «Ты можешь ворчать, но должен идти, а слишком ворчишь — могут башку снести…» — и мы все подхватывали припев. «Кровавые розы, идите на дно, кровавые розы…» — гремел пьяный хор. Пели все, кроме меня. Я сидел рядом со Скипом и видел, как тот со стуком поставил жестяную кружку на стол, обхватил себе плечи руками и принялся раскачиваться на месте взад-вперед.

— Что случилось?

Не обращая на меня внимания, Скип встал, подошел к борту и уставился на наш корабль. Что-то в его взгляде заставило меня подняться вслед за ним.

— В чем дело, Скип? — спросил я.

Глаза у парня странно округлились. Вообще-то, у Скипа глаза были небольшие. Он смотрел на паруса «Лизандра».

— Что такое? — Я тоже взглянул на них, но ничего не увидел.

Потом он опустил голову и принялся разглядывать черные волны, бившиеся о борт, в горле у него громко щелкнуло.

— Скип, тебе плохо?

Он обнажил десны и стал похож на собаку.

— Ты их видишь? — спросил он меня.

— Кого?

— Змей. — Скипа трясло.

Я смотрел на воду — море как море, корабль как корабль, ничего особенного.

— Не понимаю, о чем ты.

Может, пора было пойти и сообщить кому-нибудь, что происходит?

— Ну конечно, ты не понимаешь, о чем я, — с усталым нетерпением вздохнул Скип.

Руки его дрожали на перилах. Стояла чудная ночь. Голоса поющих звучали все печальней, и на поверхности воды мерцали огоньки.

— Держи себя в руках, Скип, ради бога! — взмолился я.

— Все нормально. — Он улыбнулся и покачал головой. — Ерунда. Не бери в голову.

— О чем ты?

— Ни о чем. — Скип рассмеялся и повернулся ко мне. Глаза у него все еще были расширены.

— Ты правда видишь что-то там, внизу? — не отставал я.

Он невесело кивнул, снова обратил взгляд к морю, растягивая губы, отчего его лицо опять стало похоже на собачью морду.

— А вот я ничего не вижу, — зачем-то сообщил я, и мы оба уставились вниз словно завороженные.

— Не волнуйся. Посмотри себе на руки. — Я попытался поднять одну руку. — Это просто море шутки шутит. Когда луна светит — становится хуже. Начинаешь видеть то, чего нет.

— Змеи из глубин, — произнес Скип, разжал пальцы и безвольно уронил руки вдоль тела.

— Если тебя до смерти пугает лунный свет на воде, что с тобой будет, когда доберемся до земель, где живут драконы?

— Там — другое дело.

— Почему?

— Потому что это реальный мир. А реальности я не боюсь.

Скип отвернулся от борта, и я увидел, что глаза его вновь превратились в щелочки.

— Уплыли, — сказал он, — вернулись обратно в море.

Скип опять стал нормальным — насколько он вообще мог быть нормальным.