Я хотел вернуть его звериной расе. Но лесные гнались за мной по пятам, так что риск был слишком велик, а посторонним я никогда не доверял. Даже старый друг за такую вещь перестанет быть другом. Слишком много жизней от нее зависит.
Я добрался до вашей деревеньки и решил ждать, пока внимание лесных ослабнет, хотя не верил, что они вообще сдадутся. Уверен, стоит только сунуться ближе к границе, как сразу найдут и уже не сбежишь.
Затаился, стал думать, как же выпутаться из этой ловушки. И вдруг встретил тебя, милая. Волчью княжну. Звериный подарок. Тут и сложился план сам собой.
Прости меня, Даренька, что втянул в такое, но другого выхода нет. Я спрятал бляху в навьем мире, и только тебе его отдаст бес, мной заарканенный. Тебе, внучка, придется вызвать анчутку, самого маленького и слабого беса, и потребовать бляху назад. Я проверил твой талант, и его для этого дела хватит.
Одного только не смог сделать — обучить тебя искусству вызова. Прости старика, не смог, и все. Может, надеялся дожить до того времени, как вырастешь, и отдать твоему мужу вместо приданого? Но не дожил.
Слушай теперь. В звериных землях, за последней деревенькой у гор перед мертвыми болотами живет чернокнижница Астелия. Хотя там она, скорее всего, представляется просто магом или ведуньей. В общем, это лучший учитель для тебя. Как только она откажется учить чернокнижию, а откажется обязательно, потому что это все равно как добровольно брать грех на душу, скажешь ей: „Долг Атису должен быть отдан мне“. Долг крови нельзя не отдать, вот и будет тебе учитель.
Прощай, Даренька! Переложил я тяжелую ношу на твои плечи, и эта мысль портит мне последние дни жизни. Но жизнь не очень справедлива, и как бы хотелось, чтобы мое письмо было самым сильным твоим в ней разочарованием.
В общем, теперь ты, Даренька, и есть самый настоящий звериный подарок.
Прости. Будь счастлива».
Пришлось еще вина заказать.
Да уж, Атис, подкинул ты мне свинью будь здоров. А я уж думала, больше меня ничем не удивишь.
Поговорим, дедуля?
Втянул меня, мало не покажется. Говоришь, звериный народ на порядок лучше? Чем? Даже хуже. У отца меня никто в грош не ставил, так хоть и не скрывали. А тут…
Что там еще должно волновать? Что дивы возьмут да и выживут зверей с их земель? Почему-то не волнует. Верею… не жаль. Весту? Мать? Старейшину? Может, и жаль немного, но почему я должна об этом думать? Мне своих, что ли, проблем мало?
Дальше что у нас тут?
Дедуля и правда вор. Хм, смешно. А как меня возмутила эта мысль, высказанная устами лесных? Как обидела! Тоже мне, защитница оскорбленных. Вот тебе еще одно доказательство, что жизни не знаешь.
Еще что? Я теперь звериный подарок! Была звериная игрушка, стала подарком. Разница-то небольшая. Существо, принадлежащее кому-то, зависимое. Неживое. Не очень-то приятно звучит.
Кстати, что там про жизнь? Не очень справедливая?
О боги, что же это за смех? Неужто мой? Такой страшный…
Вино и пережитая боль сгустили вечер до размера заполненной черным туманом и мерзкой сыростью комнаты, плотно сжавшись вокруг замершего за столом, почти неживого существа.
Ночь все-таки пришла, неся тихое, тревожное забвение.
На рассвете я выехала к чернокнижнице.
Глава 21
Путь вожака. Волки
Улем держал в руке обувную щетку, раздумывая, достаточно ли хорошо начищены его сапоги или еще немного подправить.
Неторопливые размышления его прервались, когда дверь распахнулась без стука и вошел Дынко, а вслед за ним залетело облако снега, тут же разнесшегося по всей комнате. Дынко молча прошел к огню и сел на стул, не снимая плаща, хотя беседа намечалась долгая.
Улем торопить никого не собирался. Из них двоих ответы нужны были не ему. Последний раз оглядев сапоги и решив, что чистить их дальше все равно не дадут, Улем понес их на место, к двери.
— Ну сядь уже, — неожиданно вымученно сказал Дынко.
Но Улем, аккуратно пристроив обувь у входа, потом еще сходил воды выпить, хотел оттянуть неизбежное, не любил никогда разговоров, считал толку от них нету. Но ведь не отстанет!
Вернувшись, Улем сел рядом:
— Говори.
— Улем… Кроме тебя, не знаю, к кому обратиться, кто…
— Без вступлений. Ты что хотел узнать?
— Ладно. Такое дело, не могу представить, куда она могла уйти. Она шла на юг, а потом резко на восток свернула, логика в поведении где? Что она должна была сделать?
Улему очень не хотелось отвечать, он даже весь сморщился, но ответить пришлось:
— Умереть.
Дынко вздрогнул:
— В смысле?
— В прямом. Она должна была умереть, и я действительно не понимаю, почему она все еще живет. Многое могу предположить: и куда пошла, и что думала, и как пряталась, но почему жить осталась… это просто невероятно!
Дынко закрыл глаза и через некоторое время взял себя в руки:
— Итак, она живет, это главное. Что дальше?
— Ну что, маяк есть?
— Маяк она выбросила, прямо в канаву, как вычислила его, неизвестно.
— Может, просто от кольца хотела избавиться?
— Не знаю, в общем, мы имеем: маяка нет, цели нет, куда пошла, никто не знает. Что скажешь?
— А что в городе делала?