«Зверобои» против «Тигров». Самоходки, огонь!

Младший лейтенант хотел как можно быстрее выскочить из проклятой взвеси, которая заполнила мучнистой пылью не только дорогу между буграми, но и все пространство внутри самоходки.

– На бугор – и сразу поворот влево.

– Догадаюсь, – отозвался Лученок, разгоняя машину, чтобы одолеть крутой подъем.

На середине бугра едва не скатились вниз. Пополз под многотонной тяжестью тонкий слой почвы вместе с травой. Двигатель ревел, сотрясая машину, гусеницы прокручивались, выбрасывая вместе с выхлопами дыма крошево земли, травы, осколков известняка.

Тимофей зацепил гребнями гусеницы каменистый выступ и, преодолев опасное место, вскарабкался вверх. Сразу крутанулся, поставив машину орудием к торчавшей из земли сантиметров на семьдесят танковой башне.

Стрелять было бесполезно, теперь башня Т-3 оказалась в мертвой точке, слишком низко для орудия самоходки. Пушка была повернута в сторону ревущей и лязгающей на подъеме «тридцатьчетверки», которая никуда не делась и, словно привязанная, шла за машиной Чистякова.

– Дави, – сумел прохрипеть мгновенно пересохшим горлом младший лейтенант.

Полста метров под уклон СУ-152 пролетела за несколько секунд. Столько же понадобилось командиру панцера Т-3, чтобы развернуть свою удлиненную пушку.

Она выстрелила в тот момент, когда сорок пять тонн металла обрушились на башню. Самоходка согнула пушку, сплющила командирскую башенку и, выдирая гребнями траков решетки жалюзи, выскочила из капонира. Снаряд взорвался в стволе. Заряд пороха и бронебойная болванка разорвали пушку на изгибе. Язык огня хлестнул вдоль днища самоходки, кусок ствола вылетел из-под кормы и закувыркался, вспахивая землю.

Командир «тридцатьчетверки» с заклинившей башней, увидев вспышку и волну пламени из-под кормы, решил, что самоходку подожгли. Экипаж Чистякова в те доли секунды, пока давили на ходу вражеский танк, почувствовал удар в днище и жар, проникнувший во все отверстия машины.

Лученок отогнал самоходку метров на двадцать. Вмятый в землю Т-3 дымил, затем из сорванной командирской башенки выплеснулся язык пламени. Из бортовых люков выскакивал экипаж, двое тянули за руки раненого камрада.

«Тридцатьчетверка» не могла повернуть башню. Командир и заряжающий, высунувшись, открыли огонь из автомата и пистолета. Один танкист упал, остальные скатились по склону бугра.

Коля Серов бил по ним из трофейного МП-40 длинными очередями. Ствол задирало, и хотя контуженые танкисты, шатаясь, брели неподалеку, он сумел задеть лишь одного. С руганью принялся перезаряжать оружие, но Чистяков втянул его на место.

– А ну, к прицелу! Высматривай артиллерию.

Отсюда с холма деревня Сухая Терёшка была видна как на ладони. У окраины дымила «тридцатьчетверка», разбитая и сожженная в начале атаки. Горели два немецких штурмовых орудия, дома, сараи.

Старший лейтенант Сенченко наступал в паре со старшиной Кочетовым, следом шли десантники. Оба танка стреляли из пушек и пулеметов, пехота тоже вела огонь, швыряя гранаты в подозрительные места. Стоял такой треск, будто развернулось целое сражение.

Редкие группы немецких солдат отступали под прикрытием пулеметов. Из-за домов вынырнул грузовичок с тентом, в него спешно карабкались отступающие. Происходило все это без паники. Людей прикрывал миномет, который втащили в кузов, когда машина загрузилась.

Дорога из деревни была блокирована самоходкой Чистякова и «тридцатьчетверкой» с заклиненной башней. Водитель грузовика гнал по малонаезженной тележной колее. Танки Сенченко и Кочетова азартно били по нему, но мазали – водитель умело крутил виражи. Серов тормошил младшего лейтенанта:

– Давай и мы врежем!

– Сенченко сам справится, да и снарядов мало. Тимофей, спускайся, а то мы, как монумент, на виду.

– Уйдут ведь гады, – гнул свое Серов.

Но гады не ушли. Один из танковых снарядов взорвался под задним бортом грузовика. Вынесло задний мост вместе с колесами, разнесло борт. Из кузова выскакивали фигурки в серо-голубых френчах, разбегались, тащили на себе раненых.

Кто-то замешкался. Новый взрыв разнес грузовик, вспыхнул бензин. В огне ворочался солдат, пытаясь подняться. Помочь ему было некому. Танк с заклинившей башней тоже взобрался на бугор и стрелял из пулеметов по мелким кучкам и одиночным фрицам, покидавшим деревню.

– Командир, воздух! – крикнул Серов.

Четверка «фокке-вульфов» на высокой скорости пронеслась над деревней, сбросила несколько бомб. Два истребителя пошли на самоходку и танк, которые катились с холма под защиту дубовой рощи на окраине. Бомбы взорвались в стороне, зато многочисленные пушки, как отбойным молотком, ударили по обеим машинам.

Даже когда спрятались в дубняке, истребители-штурмовики назойливо прошлись раза три, повторяя атаку. На землю летели срезанные ветки и молодые деревца, по броне оглушительно хлопали 20-миллиметровые снаряды и пули.

– Резвитесь… резвитесь, – нервно ворочал рычагом Тимофей Лученок. – Нарветесь на наших…

Механик как в воду глядел. Налетели «Яки», и «фоккеры» взвились вверх. Там началась схватка, а в селе горели новые дома, подожженные немецкими самолетами.