Зверобой

Первым вышел молодой человек по имени Ворона, еще не имевший случая заслужить более воинственное прозвище. Он славился больше своими притязаниями, чем ловкостью, и знавшие его не без основания думали, что пленнику не миновать беды, если Ворона запустит своим томагавком. Впрочем, молодой гурон не питал к Зверобою ни малейшей злобы и старался только отличиться перед своими сверстниками. Зверобой тотчас же понял неопытность этого молодца, когда увидел, что старшины втихомолку дают ему наставление и советы. Они допустили его к упражнению единственно из уважения к отцу, старому, заслуженному воину, который оставался в Канаде. Зверобой, однако, умел сохранить все наружное хладнокровие. Он сказал сам, что час его настал и что еще нужно благодарить судьбу, если неопытная рука поразит его смертью прежде начала пыток. Ворона приосанился, подбоченился, загнув голову, взмахнул — и страшный томагавк, описав в воздухе круги, прожужжал в трех или четырех дюймах от щеки пленника и вонзился в большой дуб, бывший на несколько ярдов позади. Свист и шиканье раздались со всех сторон к величайшему огорчению молодого человека, который и сам видел свою неловкость. Но в то же время все вообще и каждый порознь удивлялись необыкновенной твердости, с какою Зверобой выжидал рокового удара. Голова была единственною частью его тела, которою он мог двигать, и зрители надеялись, что он будет вертеть во избежание удара, но Зверобой оставался совершенно неподвижным, как статуя. Он не хотел прибегать к самому естественному и употребительнейшему средству — к зажмуриванию глаз, и это редкое бесстрашие поразило изумлением даже самих старшин.

Ворону сменил Лось, воин средних лет, дюжий, широкоплечий, стяжавший славу своим искусством владеть томагавком, и все зрители доверчиво ожидали нового доказательства его ловкости. Лось был проникнут отчаянною ненавистью ко всем бледнолицым и теперь не задумался бы доконать пленника одним ударом, если бы желание поддержать свою славу не одержало верх над жаждою мести. Он спокойно занял свое место, поднял маленький топор, сделал шаг вперед, и в то же мгновение страшное оружие зажужжало в воздухе. Зверобой уже думал распрощаться с жизнью, но томагавк задел только за густую прядь его волос и прибил ее к дереву. Общие восклицания выразили удовольствие зрителей, и даже сам Лось против воли принял некоторое участие в пленнике, потому что такой удачный опыт мог быть сделан только при его непоколебимой твердости.

Затем, припрыгивая и привскакивая, выступил Попрыгун, один из тех молодых людей, которых мускулы от продолжительных упражнений получают необыкновенную гибкость. При всей своей вертлявости он был храбр, неустрашим и закрепил за собою славу охотника и воина. Вместо того, чтоб прямо приняться за дело, Попрыгун начал скакать перед охотником направо и налево, взад и вперед, прицеливаясь в его голову и делая грозные жесты. Эти проделки, предпринятые с целью устрашения, наконец, уже слишком надоели Зверобою и он решился заговорить первый раз после того, как привязали его к дереву.

— Кривлянье ни к чему не поведет, гурон, — сказал он спокойным тоном, — бросай томагавк, если хочешь, или убирайся, откуда пришел. Ты теперь очень похож на молодую лань, которая хочет показать своей матери, что умеет скакать. Лучше веди себя, как бесстрашный воин, который имеет дело с другим таким же воином. Иначе молодые девушки будут над тобой хохотать.

Последние слова привели в бешенство молодого индейца и он в то же мгновение бросил свой томагавк с очевидным намерением умертвить обидчика, но поспешный удар был рассчитан слишком дурно, и Зверобой отделался только тем, что томагавк оцарапал его плечо. Это был первый гурон, обнаруживший, к общей досаде, намерение покончить с пленником. Кровавая потеха только что начиналась, и никто не думал ее заканчивать. Попрыгун должен был удалиться и со стыдом занял свое место между простыми зрителями.

За этим вспыльчивым юношей выступали один за другим еще многие воины, бросавшие томагавк с беспечным равнодушием. Некоторые из них вместо томагавка бросали даже простые ножи — опыт чрезвычайно трудный и опасный, но, к счастью, все обнаружили удивительную ловкость, не причинив пленнику вреда. Он получил только несколько царапин и не был ранен. Непоколебимая твердость, с какою перенес он все нападения, доставили ему всеобщее уважение у зрителей, и когда вожди объявили, что пленник с честью выдержал испытание томагавком и ножами, не осталось во всем таборе ни одного человека, который бы питал к нему враждебные чувства, кроме Прыгуна и Сумахи. Те раздували друг в друге обоюдную ненависть, и можно было опасаться, что к ним через несколько времени присоединятся и другие.