Зверолов

Биологическая номенклатура давно отказалась от латинских наименований, перейдя на цифро-буквенную кодировку. Официальное обозначение жизнеформы состоит из тридцати четырех символов и включает звездно-планетарный код, инициалы первооткрывателя, год открытия и таксономическую классификацию (на месте неустановленных рангов временно ставятся нули). Это удобно для систематики и легко расшифровывается, но непригодно в повседневном обращении. Общеупотребительные наименования тоже необходимы.

Хорошо, когда на планете есть аборигены — можно использовать местные названия. Иногда и здесь случаются казусы — одно из крупных одомашненных животных Пана, например, зарегистрировано под названием «чъы-ха-до», что в переводе с туземного языка означает «это мое, не трогай». Но это уже не так важно.

Чтобы как-то облегчить процесс, за помощью обратились к старым языкам. Взять тот же Новый Эдем. Аталеф совершенно не родственен земным рукокрылым, но у него тоже есть перепончатые крылья — вот и назовем его «летучей мышью». Только на иврите. Хафарперэт обладает огромными когтями, роет землю и питается насекомыми? Будет «кротом». И не важно, что он вчетверо крупнее земного крота, а вместо шерсти покрыт скользким «целлофаном».

Подобную же картину можно увидеть на многих других планетах. Редко за какими закреплен «собственный язык» — чаще исследователи все же проявляют фантазию, ищут аналоги в мифах, сказках, литературе и кино, добавляют прилагательные или даже выдумывают новые слова. Но если ничего на ум не приходит — помогут старые языки. Та же латынь, тот же греческий.

С погружением в недра шагать приходилось все осторожнее. Становилось темнее, туннели причудливо извивались, могли неожиданно расшириться в огромный зал или сузиться до тесной щели. Пару раз Троост пролезал с большим трудом, втягивая свой объемистый живот, а один раз ему даже пришлось ползти на четвереньках.

Маячащий впереди дрон-разведчик иногда попискивал, предупреждая о трещине или яме. Луч его фонаря выхватывал из мрака то небольшой водопад, то глубокий колодец. Повсюду виднелись нагромождения гигантских глыб, а в потолке зияли провалы — из некоторых даже пробивался слабый свет. Ходы разбегались в разные стороны и снова сходились на перекрестках. Все они были похожи друг на друга, и зверолов то и дело сверялся с трехмерной картой, висящей в углу зрения.

Но через некоторое время Троост выбрался на один из «проспектов» — длинных широких туннелей, проложенных подземными реками. Здесь было почти сухо — поток воды давно сменил русло, то ли уйдя в глубину, то ли просто сместившись в сторону. На гладком потолке не было ни единого сталактита — вместо них мерцали созвездия толаатов.

Живности здесь тоже было несравнимо больше. В воздухе вилась мошкара, стены шевелились многоногими коврами, под ногами постоянно что-то хрустело. Порой мелькали и зверьки покрупнее — то высунется хафарперэт, то проползет суетливый арцав.

Но Троост искал барвазанов. И не просто барвазанов, а барвазанов, собирающихся спариваться. Сейчас у них брачный период, так что свадьбы играются повсеместно, но Геенна огромна, а барвазан чуть побольше человеческого предплечья. Можно месяц бродить по туннелям и так ни одного и не встретить.

Однако задача сильно облегчается, если у тебя есть биоискатель. Троост еще на Венере взял образец тканей барвазана, приготовил генетическую метку и теперь спокойно шел по следу. В углу его визора светилась карта туннелей, а на ней — все барвазаны, зафиксированные в радиусе километра. Оставалось только методично просеивать их.

На одиночных зверьков Троост не обращал внимания. Его интересовали парочки. И лучше не такие, что уже вплотную друг к другу — эти закончат амурные дела раньше, чем зверолов до них доберется, — а те, что еще в стадии ухаживания. Троост хотел заснять весь процесс — с первого момента и до последнего. Наверняка есть какой-то нюанс, которого им недостает в зоопарке — специальный корм или местоположение… Должна же быть причина, по которой они мечут неоплодотворенную икру…

Троосту вспомнился схожий случай на Протее. Некоторые тамошние формы жизни оказались трехполыми. Самец, самка и гермафродит. И успешное спаривание требует всех трех полов одновременно. Самец обрабатывает гермафродита, гермафродит — самку, и только таким путем сперма успешно попадает куда нужно. Биологи обнаружили это далеко не сразу.

Но барвазаны несомненно двуполы, это установлено точно. Так почему же они не размножаются?

Даже с биоискателем поиски подходящей пары затянулись. Барвазаны вели себя чопорно, словно англичане викторианских времен. Деликатно кушали со стен склизкое месиво бактериальных колоний вместе с насекомыми, время от времени легонько пофыркивали, но совершенно не стремились заканчивать прелюдию.

Троост битых полтора часа наблюдал за одной парой, и в конце концов самец вроде бы начал залазить на самку… но тут она чихнула и равнодушно выползла из-под кавалера. А тот ничуть и не расстроился — молча отвернулся и поковылял в противоположную сторону.