Профессору тут же ярко, словно всё опять повторилось, вспомнился истекающий кровью из рваной раны на животе от черномагического проклятия безымянный Аурор после Битвы за Хогвартс. Как же тот успел испугаться, уже едва живой, когда к нему с палочкой наготове приблизился сам грязный убийца, гнусный Пожиратель Смерти и перебежчик на сторону, превосходящую силой добра, Северус Снейп, Граф - Отравитель! Чего боялся тот Аурор? Кто из живых и невредимых может разобраться в сумеречном сознании умирающего? Надо сказать, Северусу в то время после Битвы было не до Легиллименции. И этот самый Граф - Отравитель пришёл вовсе не пытать умирающего храбреца, не попирать его ногами, но лишь зачем-то, как в полу-сне, остановить кровотечение из развороченного живота, всё равно, было уже поздно спасать храбреца, а затем и обезболить умирающего, лишив его предсмертных мук - тот умер в магическом сне, без мучительной агонии, хотя сам Снейп еле-еле отошёл от ментальной атаки Лорда, призванной если не сокрушить, то подчинить себе Избранного. И многих ещё уложил Северус - тот самый печальный Ангел Смерти с большими чёрными, как сама Смерть, тогда ещё пустыми, не наполненными любовью, печальными глазами из видений безумной Гермионы - в последний, с лёгкими, приятными сновидениями сон, незаметно переходящий в Большое Путешествие и далее, сквозь мир Немёртвых, прочь его, прочь, это междуцарствие, в Посмертие. И искорёженных или измученных проклятиями, и порванных почти на куски чудовищными тварями, пришедшими с войском Пожирателей. Но на всех Северуса не хватало да и не могло хватить - большинство жертв бестий, с которыми не успел договориться полу-великан Рубеус Хагрид, ещё мучались… Да разве нужно Северусу сейчас, именно сейчас опять ворошить старое?! Нет, нет, нет! Нет, надо! Надо! И всегда будет надо!..
Только не сиюминутно, не теперь, когда названный брат так нуждается в простейшей помощи, предоставить которую ему может только Северус.
Вот же, перед ним - Квотриус, возлюбленный брат, отдавший все новоприобретённые силы от зелий Снейпа на него же, похотливого упрямца, хотевшего сделать, как лучше, подкрепив неприятный разговор о предстоящей свадьбе несколькими весьма пылкими поцелуями, опустившись перед любимым на колени и зажав его голову между руками… А получилось… Вот, что получилось - у Квотриуса от активных, именно, что сопротивляющихся движений головою назад, когда он желал отпрянуть от брата, предавшего его, не желая его поцелуев, открылась зияющая, глубокая рана, чудом не доставшая до сонной артерии. Тогда бы и наступило… всё. Полный конец - ни кола, ни двора. Ни самые универсальные, ни самые модифицированнные Кровоостанавливающие зелья на свете не пригодились бы, ни даже могущество Стихий, если допустить их благосклонность, во что не верилось, не помогли бы, покуда высокорожденный брат спокойно и со вкусом вкушал пищу, хвастался своими познаниями перед «первобытными» волшебниками - самоучками и преспокойно, даже с некоторым прилежанием и уж несомненно, с удовольствием, лгал.
Ну, разве, что потенциально могло спасти колдомедицинское заклинание, сшивающее порезанную артерию, и капельница из смеси двух растворов зелий, аналогичных приготовленным зельеваром, в отделении св. Мунго по реабилитации умерших, но не ушедших в Большое Путешествие. Но где же взять клинику имени святого Мунго здесь, в пятом веке? Так и потонул бы Квотриус в потоках собственной крови, не приходя в сознание. Скажете, благостная смерть? Но ему же безумно больно, там, внутри некоего кокона, в которое облеклось его сознание! Смерть попросту никогда не бывает мирной, спокойной и безболезненной. Это всегда шаг за край, по ту сторону, и переход сей исполнен великой болью, величайшей. И если вы изгибаетесь дугой и мечетесь в предсмертной агонии или, напротив, уходите в мирном, по мнению колдомедиков, магическом сне, то всё же чувствуете ту границу боли и страдания, через которую не перейти обратно. Никогда.
Да ещё и он, Сев, вовремя не пришёл на первый зов названного брата, а Сабиниус Верелий с сыновьями («А где же их жёны? Тоже не переносят «тряской дороги»?») - назойливым, не к месту и не ко времени пришедшим рефреном отдавалось в ушах несчастного высокорожденного брата.) обязательно пробудут в непрошенных гостях ещё несколько дней. Никуда бы будущий тесть, да и сыновья его, все шестеро молчаливых, не проронивших за всю трапезу ни единого слова, кроме обычного «Ave» * , от разобиженного безосновательной ревностью брата к какой-то неведомой женщине, Северуса, не ушли. А теперь Квотриуса срочно нужно отпаивать уже настоявшимися, значит, много более крепкими зельями.