Глаза у «пречестныя девицы» совсем маленькие, кругленькие, с оплывшими верхними веками. Кажется, серо-голубые изначально, но выцветшие и неживые какие-то, холодные, так и бьёт из них непонятным отчуждающим чувством - видно, либо женишка долгожданного не рада или стесняется узреть, либо беременность плохо переносит. Для простоты расчётов будем считать, первое - я ей не понравился. И я, окажись случаем женщиною, не приведите, всемогущий Мерлин, пресветлая Моргана и все боги волшебников, парящие вечно в небесах, бесплотные, бесполые, на её месте поступил точно также. С моей-то мордоплюнцией и в женихи к беременной бабе. Какой моветон!
Нос у неё с истинно римской переносицей, выдающей породистость и древность настоящей благородной фамилии, действительно прямой и некрупный, как у всех Сабиниусов, не такой большой, как у Снепиусов или, к примеру, у меня, но этот наивный хрюшкин пятачок с крупными, каким-то неведомым образом вывороченными кверху ноздрями, портит весь облик. А так нос, как нос, только противный очень. Адриана в моих глазах превращается в более-менее молодую свиноматку. И на первородящую она вовсе не похожа, а это значит, что и раньше были романы с плодовитым исходом. Устраивала ли она выкидыши или младенца вне зависимости от пола, как китайцы новорожденных девочек, рабы закапывали у себя на огороде, в данном случае, в «преогромном, премного плодоносящем яблоневом саду», о котором хвастался Верелий. Кажется, так или что-то вроде этого он говорил при передаче кольца? Или передавали нагулянного младенчика рабыням на вскармливание и воспитание, чтобы и дальше влачить рабскую жизнь, но уже навеки в рабской каморе? Не знаю, не знаю, не знаю, не знаю и знать не хочу. Мне к этим мерзким, пухлым… главное, женским губам прикоснуться всё равно, что испить чашу медленного, мучительного яда, какими я баловался, будучи шпионом. Да-а, весёленькое у меня прошлое.