Так я же всё досконально помню, всё, что нужно для зелья изгнания плода! Оно же полностью состоит из растительного компонента, и нужен всего только один ингредиент. И сие замечательное, не бросающееся с виду в глаза составляющее зелья - определённого вида мох - поджидает меня в лесу на заветной полянке, куда я аппарирую из своей спальни, никем не замеченный, до пира по поводу очной помолвки и её достойного завершения. И я знаю этот мох, небось, припорошенный инеем по сегодняшней морозной погоде… В современной мне, «настоящей» Англии сказали бы, что уже начало - середина декабря, а тут… ещё октябрь только в самом конце… Мимолётно перейдёт он в, чувствую, морозный ноябрь - месяц одиннадцатый, судя по сегодняшней погодке…
Да это же так просто - отлучиться под каким-либо благовидным предлогом, а их можно придумать сотни, во время пира, почему бы и нет, аппарировать в лес, на памятную заветную полянку, которая так и стоит перед глазами, если подумать о ней с чувством, с толком, с расстановкой и отбросить… все тщетные мысли прочь - память ещё не отшибло. А затем поставить зелье с отмытым и порезанным на мелкие кусочки ингредиентом вариться. Котёл для варки, причём вымытый, из-под того самого замечательного Веритасерума, варка которого предварялась столь неистовыми ласками, всегда можно взять в подобии «шкафа». Кухонные рабы не трогают мой котелок, боятся «колдовского горшка», я проверял, он даже не запылылился, хоть бы и слегка, после варки Кроветворного и Укрепляющего Зелий для несчастного, возлюбленного, исступлённо, необычайно, не побоюсь этого слова, нечеловечески страстного моего душевнобольного названного брата.
А в конце пира поднести невесте блудливой чашу отвара, полученного из коробочек нужного мне мха, как какой-нибудь мифический любовный напиток, будто бы свяжущий меня с мерзкой Адрианой на веки вечные, даже в просторной и печальной усыпальнице ушедших навеки душ - по ромейским да греческим «поганым» верованиям, Аиде. Станем такими Тристаном и Изольдой, только вот «Тристан» пить зелье не станет, нет уж, увольте, прошу вас.
Хоть варево и получится слегка горьковатым, но выпьет как миленькая - за любовь-то колдовскую на что не пойдёшь. А то, известно, как с нелюбимым-то жить и плодить ему дитяток… Зельеварению же никто из Сабиниусов, как я понимаю, не обучен, раз не сварила ни сама Адриана, ни кто из её многочисленных, более умелых братьев заветное и такое необходимое ей Абортирующее Зелье.
За этими увлекательнейшими размышлениями о животе Северус совсем забыл о его обширной обладательнице.
А женщина-греховодница, между прочим, уже настырно подошла к Снейпу первой вопреки законам вежества и обычаев римских, предлагающих невесте ожидать, покуда не рассмотрит её жених и не подойдёт первым. Она что-то пролепетала излишне слащавым, тонким голоском, так не идущим к её расплывшейся фигуре, что было бы смешно, если бы… Северус, дурень, хоть и умеющий галантно обращаться с дамами (избранными, конечно, в бомонде, зачастую по традиции на французском) и не расслышал, что именно произнесла ему не понравившаяся вовсе разгрешившаяся леди.
Снейп сказал ей вдруг наобум комплимент, первый, что мгновенно и молниеносно пришёл на ум:
- Из всех цветов прекраснейшая - роза.
____________________
* Зона - широкая полоса плотной ткани, которой римские женщины обматывали грудь, живот и бёдра, чтобы казаться стройнее.
Глава 66.
Это стихи так начинались поздне-средневековые чьи-то, какого-то француза или бургундца, посвящённых Прекрасной Даме, как помнил Северус, а в памяти его было множество стихотворений и даже поэм. Но для любой, даже самой некрасивой, отталкивающей внешне женщины сравнение с розой весьма приятно… О, нет, Северус, оказывается, в общении с ромейской женщиной, в допустимых с нею комплиментах вдвойне, нет, вдесятеро, в сто раз оказался дураком! Адриана Ферликция же знает только о сушёных розовых лепестках, в подогретой рабами водой, с которыми моет руки, в каком бы жиру они не были перепачканы, словно розовая вода способна заменить мыло, о существовании которого весь чванливый род Сабиниусов, разумеется, и не подозревает, ополаскивает лицо и споласкивает рот утром и перед сном. Но женщина попросту не представляет себе сам бутон розы, не имеет представления о самом прекрасном цветке в мире, скажем так, самом поэтичном цветке, с которым куртуазные поэты после крестовых походов сравнивали лик, уста и ланиты ярко намалёванных дам. Так подобало выглядеть даме высокого происхождения в Средние века, но не в эпоху поздней античности. Розовые кусты ещё не завезены из дальней, не завоёванной Персии в погибающую под натиском варваров Западную Римскую Империю и, уж тем более, на столь морозный в эту эпоху Альбион. Не до цветов сейчас, уж это точно.