Звезда Аделаида - 2

- Тогда… Право, я и не подумал об этом, светоч души моей, Северус, ибо привык звать тебя братом своим, но не думать о тебе, как о потомке моём, и от кого? Какая благородная девица пойдёт за меня - полукровку? А именно на высокородной патрицианке в качестве жены для одного из нас настаивает высокорожденный патриций и отец.наш. Кто же пойдёт за меня? Видимо, только прилично нагулявшая младенца в утробе своей, к позору славной фамилии Снепиусов. Стал бы ты, о Северус, северный ветр мой, продолжателем рода своего же. Тогда обеспечена была бы тебе высокорожденная парицианка и девица, к тому же честная.

- Сомневаюсь я, что со внешностию моею можно найти пустопорожнюю патрицианку, да ещё и девицу. Кроме того, у меня на женщин не… Но сие есть неинтересно. Сие есть только мои проблемы, и я не собираюсь делиться ими с тобою, о брат мой… хотя бы пред ликом людей. Названный брат.

- Ну, что ж, не говори ничего, покуда проблемы не замучают тебя. Я буду ждать… момента сего, незабываемого, когда ты, о свеча, освещающая душу мою, не сознаешься, какие там несчастие тебя с женщинами постигает…

- По поводу любови же нашей скажу я уж вскоре окончательное решение своё, кое затронет обоих нас. А по поводу женщин и не жди от меня ответа скорого, ибо стыдно мне признаться в недомогании своём.

Но стать прародителем самого себя - сие попахивает дурно, извращением крупным и оставлением меня в этом времени навсегда. Я бы хотел лучше перенестись «туда» вместе, нежели… О! Демоны! Что я сказал! Язык мой злоречивый суть враг мой. Нежели размножиться во времени сём, производя отпрысков, кои только привяжут меня ко времени сему. А привязываться не должно, не можно, в общем, нельзя, недопустимо, невозможно, немыслимо, нереально, негоже, наконец .

- Значит, «немыслимо, нереально»? А я вот к своему времени привязан так… Только с жилами оторвёшь меня от него, как сие ни прискорбно… Прости, хотел я, брат младший, сказать что-то супротив брата старшего. А ведь таковым старшим братом останешься ты для меня сквозь все века, в действительности, разделяющие нас…

Насчёт любови меж нами, какой бы то ни было, не знаю, что и сказать тебе - ведь теперь этот бывший раб Гарольдус будет спать с нами в одном шатре. Ты же сам говорил, что не можешь любить при свидетелях хоть и при рабе… о, прости, при свободном человеке, как ты повторяешь мне. Но я всё никак не могу отличить его всклокоченные космы от волос тех, кто обращён был в рабство, и чем боле смотрю я на свободного человека сего, тем более в моей главе мыслей о рабах гвасинг, порабощённых ведь ни за что, за то лишь, что сопротивлялись солдатам Божественного Кесаря.

Да и я не смогу, сношаться при свидетеле, ибо стыдлив.

- Это не есть проблема. Повелеванием неким вышлю я его куда-нибудь вовне. Он покуда слушается меня, как раб Господина своего. Пусть упьётся ышке бяха и не доползёт до шатра. Он же любит ышке бяха, как и положено рабу, дорвавшемуся до хозяйских , как он он говорит, питья и жрачки.

И, представь, главное - не в нём, а в тебе, звезда моя, звездоокий мой, лампада души моей, нет, лучше, свеча, освещающая душу мою, путеводная звезда моя, основа основ моих, Квотриус,.ниточка моя, когда я из тени в свет перелетаю!

- А сейчас… Горят ли глаза мои ночным светом небесным? Ведь я так жажду быть с тобою, мой Северус, мой северный ветер, мой путеводный светоч, мой ветер, впрочем, о сём уже говорил тебе я, моя странная, крестоносная звезда на небосклоне между многих и многих созвездий и звёзд одиночных, мой путь, моя дорога, да ведущая к Центру Альбиона, к самому сердцу его, где не был я никогда!

- Да, горят отражениями скопища звёзд, мириадов их. И столь прекрасно называл ты меня, что, казалось, будто в волшебной сказке я есть, но не в грубой действительности. А почему назвал ты меня «северным ветром»?

- Я подумал, что ты похож на него - суровый снаружи и обволакивающе пронизывающий изнутри. Освежающий лучше терм, охлаждающий разгорячённое тело моё своим, прохладным… А ещё у тебя всегда почти холодные руки, и так приятно чувствовать прикосновение узкой, влажной ладони твоей к пенису моему в ожидании скорого излития семени…

Прости, о, молю, прости меня, Северу-у-с-с, ибо заговорил я о запретном пока, но таком желанном соитии. Ведь не же откажешься ты войти в меня, как делал это прежде, покуда я не приду в себя?

Не стал ли я мерзок тебе после того, как ты, я помню твои слова, зашивал мне рану и стирал гной с неё? Видишь, я вспоминаю всё больше… Просто просыпаюсь я медленно и печально, и приходят воспоминания. Я помню даже, как чуть было не сломал зуб, обгладывая мясо с куска с рёбрами, коих было так много, и они были повсюду, куда ни ткни два зуба. Это ведь правда, а не сон?