Звезда Аделаида - 2

Эх, сейчас бы, хотя бы, Квотриуса сюда, Северус бы натешился с ним, заодно сняв страшное напряжение, сейчас сковывающее его тело. Да кого угодно, даже хоть грязного Поттера, который так заискивающе посматривает на Северуса, словно он чего-то хочет, а чего - сказать не может. До чувствительного носа Северуса даже отсюда, издали, доносится будоражащий запах готовяхщихся баранов, и возбуждение достигает пика, когда приходит Квотриус. Сам приходит… Ну, что ж, напросился.

… Освободившись от лорика, Квотриус искал Северуса по всему лагерю, ноздри его щекотал запах жарящегося мяса - последние бараны. А потом - в бой, за новыми рабами и рабынями, скотом, иными, неживыми трофеями - их должно быть здесь, в этом стойбище варваров довольно, судя по рассказу Северуса со слов свободного человека Гарольдуса. А ещё была битва сия с богато наряженными воинами. На колесницы сложили даже их, тонкой работы, шерстяные, длинные плащи. Так они были хороши, что и себе пойдут. Обо всём этом разузнал Квотриус, враз пришедший в себя в шатре в полном одиночестве, если не считать этого извечного спутника жизни - Гарольдуса. Потому-то Квотриус и отправился искать высокорожденного брата.

Этот Гарольдус столь невовремя вмешался в жизнь братьев и по велению Северуса остался жить не среди рабов, а в их шатре, лишая Квотриуса и малой доли хотя бы жарких поцелуев возлюбленного брата, что Квотриус возненавидел бывшего раба гвасинг. Да, несмотря на его помощь в местонахождении стойбища его прежних Господ. Потерял Квотриус северного ветра своего - проводника в мире кромешной тьмы, куда проваливался он, будучи раненым. Нигде не нашёл полукровка брата своего и Господина и направился по наитию некоему, неведомому, на край лагеря, к дозорным. Расспросил их о Северусе - не видали ли его? - но нет, никто не видывал. Что же он так затаился, словно укрывшись от брата возлюбленного своего? И зачем? И к чему?

Вдруг на краю лагеря, самом близком к становищу х`васынскх`, куда даже дозорного не поставили - опасно излишне - увидел - трава помята так, словно лежит там тело.

Северус!

В поменявшей цвет тунике своей, ладной, теперь тёмно-бурой, а не чёрной, как прежде была, с серебристыми, блистающими краями и по подолу и по горловине… Боги милосердные и грозные! Вся его туника в крови, своей ли? Вряд ли - вот же он, живой, поднимается и стоит, как всегда, прямо, и дым идёт из его рта и носа. А-а, ароматные трубочки, запах коих я так люблю и мечтаю воскурить! Значит, это кровь воинов гвасинг. Скольких же он проколол своим мечом диковинным, пока лежал я без сознания - о, стыд! Ибо подо мною лежала волшебная палочка брата моего высокорожденного… там, в «том» времени, коя так помогла бы ему в схватке с врагами - не пришлось бы ему воевать одними рапирой и пуго, вместо которого взял бы он в руку свою её, заветную.