Звезда бегущая

— Ну уж, стану. Разве здесь можно загадывать. — В Ладонникове, едва Тимофеев сказал про нынешний год, так все и полыхнуло радостью, однако он тут же притушил ее. Слово Тимофеева — сталь, не слово. Причем не простая сталь, а легированная, пообещал насчет квартиры — так и будет, уж ему ли не знать Тимофеева. Только вот из-за чего он позвал, не из-за квартиры же, ясно. Ему ли не знать Тимофеева!

— Станете доктором, станете. Я ведь слежу за вашими публикациями, вижу, куда дело клонится. Заслуженно станете, по справедливости… Ну, постучите по дереву по нашей русской привычке, это не возбраняется. — Тимофеев усмехнулся, помолчал и затем спросил, глядя на Ладонникова в упор: — Что там к вам Боголюбов приходил? — Глаза у него были умные, цепкие, с некоторой даже пронзительностью во взгляде, но уже с мутноватой, иссеченной красными прожилками склерой, — тоже старческие.

Ладонников потерялся. Вон что оказывается — Боголюбов! Никак он не ожидал, что о нем зайдет речь. Понятно, что после боголюбовской статьи Тимофеев волей-неволей думает обо всем том, о чем там написано, и раздражен, раздражен, безусловно, ее концовкой, но что с ним, с Ладонниковым, заговорит о Боголюбове, да еще так вот: зачем приходил…

— Приходил, верно, — не зная, как ответить Тимофееву, проговорил он. — Откуда вам известно?

— Да от него самого, — спокойно ответил Тимофеев, продолжая глядеть на Ладонникова в упор. — Разговаривали с ним нынче. Что, в связи с четырех с половиной кубовым?

— В связи, — сказал Ладонников.

— И чего он хотел от вас?

— Да ничего особенного. Просто попросил ознакомиться с материалами.

— Чтобы потом, на обсуждении, вы его позицию поддержали?

Ладонников улыбнулся. Он уже пришел в себя, зачем вызвал Тимофеев — стало ясно, и напряжение отпустило его.

— Да ну почему же, Владимир Борисович, я Боголюбова непременно поддерживать стану?

— А нет? — Тимофеев расцепил пальцы, откинулся словно бы в удивлении на спинку кресла и взялся руками за подлокотники. — Ну, если нет, я вас плохо знаю тогда. Что, разве доводы Боголюбова, они не убедительны?

— Убедительны.

— Ну, так а в чем же дело тогда? Почему вам тогда его не поддержать?

Ладонников подался в кресле на сторону, ближе к Тимофееву.

— Что его поддерживать или не поддерживать, Владимир Борисович? Просто есть объективная картина, и она говорит сама за себя. Вот, если хотите, в самом таком сублимированном виде мое мнение.

— Сублимированном… ага. Сублимированном, — с расслабленностью произнес Тимофеев. — Словечко-то какое. Сразу видны научные склонности… — Быстро нагнулся вперед и вновь сложил руки, переплетя пальцы на животе. — Ну так вот, Иннокентий Максимович, обсуждение, которого Боголюбов так добивался, я ему устрою, и вы должны выступить на нем не со своим сублимированным мнением, а резко против. Он полагает, Боголюбов, он один за дело болеет, а объективно-то глянуть — он просто всю ситуацию не видит. Сидит на своей кочке — и с нее судит. А ситуация такова, что нечего нам за эти мероприятия, что их бюро предлагает, так уж биться. По всем статьям.

Ладонников, как свернулся в кресле на сторону, так и сидел в неудобной, неловкой позе, не в силах переменить ее. Он вдруг услышал, как с тяжелым туком работает, проталкивая сквозь себя кровь, сердце.

— А что, почему нечего биться? По каким по всем статьям? — с трудом выговорил он.

— Да ну, даже если взять ситуацию со службами. Это сколько крови и нервов положить надо, чтобы их одолеть! А смысл? Из-за двух, из-за трех лет стараться, пока бюро стандартизации свое не внесет и вся самодеятельность этих никому не нужна станет?

— По-моему, там не на два, на три года, по-моему, то, что они сделали, никакими разработками бюро стандартизации не отменится.

Тимофеев, ничего не говоря, глядел на Ладонникова своими старческими прожильчатыми глазами, может быть, с полминуты. Потом расцепил пальцы, оперся о подлокотники и встал. Он прошелся до своего рабочего стола, постоял спиной к Ладонникову и повернулся:

— Давай, Иннокентий Максимович, — сказал он, обращаясь к Ладонникову на «ты», — будем совсем начистоту. Что нам с тобой в жмурки играть… меня бюро стандартизации беспокоит. Бюро создано, скоро с них спрашиваться будет, а что они нам выдадут — дело, нет? Кто поручиться может?

— Ну, Скобцев же вон чего только в газете не наобещал, — не удержался Ладонников.

— Моя бы воля, он бы на бюро не сел. Тоже не всегда того, кого хочется, могу поставить. — В высоком голосе Тимофеева появилось нервное дребезжание. — Скобцев наобещал, а спрашивать что, с него одного будут? Подстраховаться мне нужно? Нужно. Нужно, чтобы у них задел был. Вот все эти боголюбовские мероприятия и будут для них заделом. Время у Скобцева есть, они там поскоблят кругом, да под их работу как целевую министерскую и легированные марки получат — без всякого увеличения металлоемкости обойдемся. По всем статьям в выигрыше будем. И к аттестации в грязь лицом не ударим, и за бюро отчитаемся.