Звезда Даугрема

Тени вырастают на стене, справа от места, где все еще кипит яростный бой. Сражающимся нет времени оглядываться. Железные крюки забрасываются на башню, вскрикивает от боли ыговский лучник, которому крюк пронзил спину, вышел из груди и пригвоздил к борту осадной башни. Его товарищи в замешательстве пытаются перенести стрельбу на нового врага. Но вражеские арбалетчики заставляют их прижиматься к деревянному настилу. Старший ыг кричит приказ, но уже поздно — на башню с ревом и гиканьем взбираются вооруженные джуджи Гуса Орлоноса. Несколько безжалостных ударов топорами, и трупы лучников летят вниз, на заснеженную землю. Крики и звон оружия. Стоны умирающих. Часть нападающих выстраивается вдоль заднего борта, вскидывает арбалеты. Яростные крики со стороны палисада, где мечется в бессильной злобе командир лучников. Снег такой густой, что посылать стрелы в сплошной белый туман нет никакого смысла, и офицер, опершись о воткнутый в замерзшую землю меч, мрачно вслушивается в торжествующие крики, доносящиеся из снежной пелены. Начинает светать, и предметы вокруг начинают обретать плоть. Солдаты растерянно переговариваются. Но барабаны бьют без передышки, словно на них не подействовала неудача штурмовых групп. Командир лучников опускает голову.

— Солдаты Принципата, за мной, на стены!! — басовито кричит команду Гус Орлонос и увлекает солдат в атаку, в тыл увлекшимся сражением ыгам.

Озверевшие карлы рубят беспощадно, и опешившие враги оказываются зажатыми в кольце смерти. Оставшись без противников, во весь рост поднимаются арбалетчики джуджей, и блеск смерти мечется в прищуренных глазах бородачей.

— На соль гютферанов! — ревет Абессалом, страшный, взлохмаченный, весь в крови и грязи.

Свистят болты, и даже щиты, которыми отчаянно прикрываются солдаты врага, не могут им помочь спастись.

— Джу-у-у-у-у-ввв!! Джу-у-у-у-ув!! Хоп-хоп, на-най!!

Зезва переступает через дергающегося в агонии ыга. Заал останавливается, чтобы коротким взрезом меча прекратить его страдания. Морщится отец Кондрат, когда они медленно двигаются вперед, по дороге ужаса, расчищенной болтами стрелков Абессалома. Кровь и грязь под ногами. Кровь и грязь. Зезва опускает меч. Ноют мышцы, тяжело дышать. Перед ним джуджи вяжут нескольких выживших ыгов. Что со второй башней? Теперь есть время посмотреть. Опустившись на колено, Зезва поворачивает голову, хватая морозный воздух широко раскрытым ртом. Так и есть. На крыше второй башни уже торжествующе воздевают мечи к небу джуджи из второй штурмовой группы Орлоноса. Обе башни захвачены.

* * *

Рана была ужасна. Ополченец-эр, приоткрыв рот, смотрел куда-то застывшим взглядом, и лишь редкое моргание отличало его от мертвеца.

Отец Севдин осторожно прикрыл чистой тряпкой развороченный живот простолюдина, прикусил губу. Наира и Аинэ молча ждали. Раненый неожиданно дернулся и застонал. Севдин стиснул зубы.

— Шок прошел, теперь он чувствует боль. О, Дейла…

— Дом, мой дом… — отчетливо проговорил эр, закатив глаза. — Мама… мамочка… сгорел… спалили дом… спалили… отец, кто будет ухаживать за твоей могилой… кто?… больно… мамочка… я… только поставил новую… новую… ограду поставил… а теперь… некому будет… принести букет цветов… отец, прости меня… я не защитил дом… построенный тобой… не уберег… мама…

Монах отвернулся. В камине пылал и скворчал огонь. Монахини и монахи носились взад и вперед, все в окровавленных фартуках. Молодые послушницы, не выдержав, убегали куда-то, но вскоре возвращались с красными глазами, но решительно поджатыми губами. В наспех устроенных постелях лежали, извивались, стонали, умирали многочисленные раненые — джуджи и люди. В дальнем углу, вдоль стены, аккуратными рядами лежали умершие. Ноги торчали нелепо и страшно было глядеть на их неподвижные тела. Аинэ вздрогнула, заметив строгий взгляд Наиры. Еще вчера эти люди были живы. Ходили, дышали, радовались, обнимали родных…

— Вава… дядя… вава.

Севдин издал удивленный возглас, отступил на шаг назад. Охнула Наира. Аинэ и еще одна послушница оторвались от очередного раненого с перебитой ногой.

Маленький мхец взобрался к изголовью тяжко стонущего эра, прижался теплой щекой к шее умирающего.

— Неу, дядя, неу вава… неу…

Раненый притих, и потрясенный Севдин увидел, как печать мучительной боли исчезает с изможденного лица. Медвежонок осторожно вытянул ручку, волосатые пальчики мягко погладили лоб человека. Тот глубоко вздохнул и умер со счастливой улыбкой на устах.

— Вава неу… дядя…

Медвежонок кивнул подскочившей Аинэ, застенчиво взобрался к ней на руки, и вдруг вытянул вперед пальчик.

— Таму!

Словно в тумане, Севдин повернулся в сторону, куда указывал маленький мхец. Подпрыгнул на месте, хлопнул себя по лбу. Закричал хрипло:

— Наира, горячей воды и чистые тряпки! Живо, женщина!! Племянница, закрой рот, неси малыша сюда!