Звезда Даугрема

Тогда вперед вышел Горгиз, быстро отвязал руки и ноги слепого. Отец Андриа повалился на снег. Толпа притихла. Люди вставали на цыпочки, стараясь разглядеть получше, как в месиве из крови и снега стонет от боли изувеченный старик. Горгиз перевернул настоятеля на спину. Тот захрипел и поднялся на ноги под дружный вздох изумления. Встал, пошатываясь, перед побледневшим Утой, выпрямился.

Зезва бросил кнут, и не помня себя метнулся к слепому. Подоспевшему стражнику заехал кулаком в ухо, тот с диким воплем рухнул. Смех из толпы. Второй солдат размахнулся копьем, но Зезва поднырнул под древко и что было сил ударил душевника ногой в пах. Рощевик позеленел и скрючился вдвое. Затем что-то тяжелое и тупое ударило Ныряльщика по голове, мзумец споткнулся и растянулся на грязном снегу. Сознания он не потерял, лишь потемнело в глазах, а удовлетворенно похмыкивающий сержант велел злым донельзя солдатам поставить солнечника на колени и глядеть в оба.

— Ты покажешь свою звериную сущность, гызмаал! — поочередно то белея, то краснея, выдавил из себя Ута. — Покажешь, слуга Кудианов, грешник из Пламени!!

Отец Андриа покачнулся и упал бы, не поддержи его Горгиз. Лицо юного душевника было похоже на камень.

— Спасибо, сынок…

Сын банщика вспыхнул, отступил на шаг, отвернулся. И поймал на себе горящий ненавистью взгляд Зезвы Ныряльщика. Андриа улыбнулся окровавленными, прикушенными губами.

— Зверя хочешь видеть ты, Ута? Тебе не нужно его искать. Он всегда рядом с тобой.

Чернобородый осенил себя знаком Дейлы, потряс над головой кулаками, но Андриа уже смотрел на своего двоюродного брата Виссария.

— Виссарий! Не терзай себя, я прощаю тебя и…

— Довольно! — закричал Ута, бросая полный неприкрытой злобы взгляд на задрожавшего отца Виссария. — Горгиз!

Молодой душевник резким движением заставил настоятеля упасть на колени.

— Кнут! — велел Ута, облизывая губы.

— Я? — спокойно предложил Горгиз.

— Ты. Мзумец ревет, как баба.

Зезва перевел взгляд горящих глаз на чернобородое лицо. «О, Дейла, дай мне сил выжить, и ты еще вспомнишь эту ревущую бабу, старец Рощи Ута! Помоги мне выжить, Дейла, и я скормлю этого чантлаха горным мхецам! Ормаз Всемогущий, помоги! Что вам стоит…»

Горгиз размахнулся. Удар, и отец Андриа с коротким криком упал ничком в снег. Новый удар, стон. И еще удар. И еще. Молчит толпа.

Ута подскочил к Андриа, заорал в бешенстве:

— Ты обратишься, гызмаал, обратишься!! Боль убивает человеческое, боль порождает зверя, боль — есть очищение от скверны!

Отец Андриа с трудом облокотился о локоть. С еще большим трудом сел. Затем, под легкий гул удивления поднялся и снова, покачиваясь, обратил изуродованное лицо к своим палачам. Наконец, заговорил. Тихо, но, казалось, слова слепого монаха разносятся по всей деревне Кеманы, долетают до леса и гулким эхом мечутся под монастырскими стенами. Запричитала вдруг женщина, но тут же умолкла.

— Все эти… годы, — голос старика чуть дрогнул, но тут же окреп, обрел силу, — живя со зверем внутри, я… мучительно пытался победить это чудовище, остаться человеком! А вы… вы тоже мучительно стараетесь… низвести самих себя до уровня жестокого и бездушного скота… мечтаете, что когда-нибудь состоится торжество скотства и животной ненависти. Вот почему я — человек, а вы — звери. Я — зрячий, а вы слепы, слепы… Да не сомкнутся глаза грешника!!

И отец Андриа, настоятель Кеманского монастыря воздел окровавленные руки к пасмурному небу. Стих даже ветер, лишь снежинки крутились вокруг замершей фигуры слепого. Вздрогнув, Андриа обратил к безмолвной, подавленной толпе изуродованное лицо. Снова запричитала женщина, затем другая, и вскоре причитания заполнили морозный воздух перед стенами монастыря. Мужчины смущенно переглядывались, переступали с ноги на ногу, зачем-то оглядывались, где видели такие же мрачные, озадаченные лица.

— Будьте же людьми, дети мои…

Андриа опустил руки. Рубцы на месте глаз налились кровью, словно большие, чистые рубины.

— Человек я… — прошептал слепой, понурившись. — Человек!..

— Горгиз!! — завизжал Ута.

Засвистел кнут, и Андриа упал лицом вниз. Толпа заволновалась еще больше. Изменившийся в лице сержант тихо велел стрелкам быть начеку. Встрепенулись каджи. Нестор вышел вперед, вглядываясь в толпу, и побледневшие от ужаса люди пятились, наступая друг другу на ноги. Кое-кто падал, поднимался снова, поминая Ормаза и Дейлу вместе с Кудианом и горными дэвами. Таисий присоединился к собрату, чуть помедлив. Младший кадж медленно развел руки и так же, не спеша, опустил их снова. Нестор в беспокойстве оглянулся. Из-под капюшона донеслось шипение. Сузил глаза Элан Храбрый. Его элигерцы положили руки на рукояти мечей, не сводя с каджей полных ненависти взглядов. Хохотнул Яндарб, с сожалением оглядел опустевшую бутыль и запустил ее в снег.

Отец Виссарий сделал два быстрых шага по направлению к Уте, но замер, словно наткнулся на невидимую стену, прошептал что-то и уткнулся взглядом в снег. Горгиз ударил снова, затем еще. Отец Андриа лишь дергался.