Звезда и старуха

Постановщик, пора высказать правду вслух, все ждут твоего решения. При таких обстоятельствах отмена – вполне милосердная мера, поверь.

Он их не услышал. Ни опыт, ни авторитет, ни мужское чувство превосходства не пригодились ему в ту минуту. Постановщик на них не поставил. Он испытывал к Одетт нежность. И ласково поцеловал ее. Всеобщее недоумение, раздражение, враждебность.

«Он слишком мягок», – подумала часть труппы.

«Он позорно малодушен», – решила другая.

Одетт спросила:

– Зачем, ведь ты на меня сердишься?

– Сержусь. И все равно поцеловал.

– Чтобы утешить, да?

– Сам не знаю зачем.

– Ты чего-то ждешь от меня?

– Да, но не знаю чего.

– Поверь, завтра я сыграю.

– Там видно будет. Встретимся завтра вечером в пять, еще кое-что отрепетируем.

– Не нужны мне твои репетиции, незачем нам встречаться в пять.

– Тебе не нужны, а мне нужны.

– Ладно, но только ради тебя.

– Ради меня, если тебе так больше нравится.

Трудно расстаться после удачной репетиции, но после отвратительной еще трудней, поверьте. Так неловко друг перед другом, все смущенно отводят взгляд, томятся, дуются, пытаются общаться, но разговор не клеится, утешения и шутки звучат фальшиво.

Из глубины холодильника извлекли шампанское и пиво. Но вера в лучшее испарилась, поэтому шампанское не играет, а пиво горькое-прегорькое. Генеральная провалилась, шампанское ненастоящее, пиво – ослиная моча. Хотелось как-нибудь замести следы ужасного преступления против Театра. Начать все сначала. Нет, вообще никогда не начинать этой постановки.

Похоже на сборище родственников у постели умирающего в больнице, ни веселья, ни тишины, только монотонный гул голосов, наконец, Одетт цапнула постановщика за руку и попросила отвезти ее в гостиницу. Тот поспешно высвободился, ему вовсе не улыбалось остаться с ней в машине наедине. О чем они станут говорить?

Пришлось умолять фею Даниэль:

– Пожалуйста, отвези Одетт. Ладно? А то у меня еще остались дела в Театре.

Что за дела, все поняли, нашел с кем хитрить!

Выходя из Театра, Одетт вдруг передумала, вернулась, подозвала первую ассистентку:

– Пойдем со мной!

И направилась к кабинету администратора. Ассистентка решила, что звезда ошиблась дверью.

– Вовсе нет, я не туалет ищу!

Она говорила раздраженно, жестко, властно:

– Иди быстрей! Ну!

Обе скрылись за дверью. Через некоторое время вернулись. Озадаченная ассистентка проводила звезду до машины и смущенно поцеловала ее на прощание. Обращаясь ко всей труппе, Одетт громко крикнула:

– Завтра убедитесь, что пословица права. «На генеральной плохо, на премьере хорошо».

Дурацкая пошлая пословица! От провала генеральной премьера лучше не будет. Постановщик больше не верил в народную мудрость. Мистик разочаровался в чудесах и тайнах.

Так какого черта ты не отменил премьеру?

Эту тайну он и сам не мог разгадать.

Когда Даниэль увезла Одетт, постановщик стал расспрашивать ассистентку. Что произошло у вас там в кабинете администратора?

– Одетт хотела подарить мне свою норковую шубу. Я отказалась.

Старушка готова отдать все, лишь бы не проиграть.

Fugato [89]

Пословица пословицей, а всем пора по домам, увы. Они трое не уходили до последнего, медлили, то вставали, то снова садились.

– Может, в ресторан?

Никакого ответа. Из вазы, стоявшей на стойке бара, постановщик вынул две розы и подарил по цветку обеим ассистенткам. Приближалась буря, пробуждалась нежность. Осторожней, постановщик, не стоит связывать воедино бурю и нежность!

– Может, в ресторан?

Вторая ассистентка ответила, что ей пора, не то пропустит автобус. На улице дождь, давай, подброшу тебя на машине. Она уклонилась от ответа, ускользнула от постановщика, настаивать он не решился. Первая ассистентка поспешила вслед за второй, они на ходу торопливо попрощались, небрежно поцеловались и расстались: девушки вместе побежали к автобусной остановке, он один-одинешенек поплелся к парковке.

Поехал куда глаза глядят. С горя нашел по радио программу классической музыки. Симфония Малера! Она заворожила его, освободила. Он слушал ее на максимальной громкости. Снаружи хлестал дождь, выл ветер. Внутри, как вы понимаете, буря тоже не улеглась.

Он кружил по городу, опьяненный ливнем и музыкой. В какой-то момент неизбежно снова свернул к Театру. Дождь лил стеной. За ним он с трудом различил два силуэта: ассистентки, съежившись от холода, по-прежнему ждали автобус на остановке. Постановщик, друг сердечный, не для того ли, чтобы их забрать, ты нарезал круги? Он остановился у остановки:

– Садитесь, не упрямьтесь.

Они послушались, потому что совсем замерзли. Он выключил радио, симфония смолкла. Вторая ассистентка сказала, что любит Малера. Он включил опять, их пробрало до дрожи, до слез от нездешней красоты музыки. После проигранного генерального сражения им вообще хотелось плакать.