«Её зовут Сирона? — удивленно подумала Ли, внимательно глядя на то, как её мама справляется с текущей по чужому лицу чёрной кровью, уверенно сшивает порезы в районе лба и век. Наверное, это было больно, но человек, имени которого девочка не помнила, стоически терпел, лишь сжимая губы. — Разве маму зовут Сирона?»
Ей всегда казалось, что все звали её мать «Синдрит», если дело не касалось титула, а теперь выяснялось, что для кого-то та была Сироной. Может быть, что-то поменялось? Может быть, её мама захотела поменять имя? А она сама могла сменить имя? Могла стать из Листреи какой-нибудь Трей? Ли не знала, но подумала, что её вполне устраивает и собственное имя.
Мама сказала, что они вернутся к себе, как только она закончит с повреждениями своего друга, но Стрея понятия не имела о том, что это за «к себе». Ей казалось, что «к себе» должно обозначать «домой» или хотя бы «к отцу», но для её матери весь этот корпус являлся домом, а отца не было видно нигде поблизости. Листрея не могла даже сказать, помирились ли они с матерью или он всё ещё старается это сделать, пребывая где-то поблизости. Или, может, не поблизости.
Вздохнув, девочка сложила руки у себя на коленях и продолжила смотреть за лечением: мужчина, которого врачевала её мать, тихо шипел об боли, недовольно морщился, сидя на столе, а она сама казалась сосредоточенной и увлеченной, работая с иглой. А ещё, по какой-то причине, какую Эли никак не могла понять, этот человек часто протягивал руку вперёд, чтобы поймать ею руку своего врача. Это казалось Стрее странным, как и то, что её мама раз за разом эту руку убирала, не позволяя пациенту дёргаться.
— Он не потерял своих функций, — задумчиво протянула Первая, коснувшись самого глазного яблока, заставив Имлерита сдавленно зарычать. К его чести, на этот раз он даже не пошевелился. — Но видеть ты им не сможешь. Мне жаль. Зачем ты это сделал?
Он сделал очень многое, но вопрос «зачем» приходил в его голову последним. Он вспылил, сорвался с поводка только ради того, чтобы защитить её и её честь. Ему не следовало рисковать этим союзом и их авторитетом среди создателей времени, но тогда, когда Сирона отпустила поводок, он уже не мог остановиться: Имлерит почти не помнил того, как ссорился с Хранителем Жизни, как кто-то пытался его удержать; он почти забыл свою раненную вилкой руку, но прекрасно помнил, как защищал свою сестру от самой подлой и неприятной нападки. И то, что теперь он не сможет видеть левым глазом не значило почти ничего. Он переживёт это, если она осталась в порядке.
— Было бы хуже, если бы это был твой глаз, Сирона, — он говорил, не обращая внимания на гель, что она вкалывала ему в район нижнего века. — Одного и без того слишком много.
Имлерит тяжело выдохнул, Леди-Командор перевязала его глаз, а Листрея так и не осознала, хорошо это или плохо. И почему всё же пожиратели времени должны были терять глаза? Разве они не могли обходиться какими-то менее радикальными мерами? Почему создатели и пожиратели времени должны были враждовать даже на балах?
========== Вспомнить всё ==========
Ночь на Майере казалась Леди-Командору самой длинной за последние несколько лет. Вынужденная работать, постоянно отвлекаясь на какие-то мелочи, будь то беседы с Дариэлем или неудавшиеся свидания, не получившие даже начала, она то и дело сбивалась с мысли. Самая первая тема разговора: рассуждения об обещаниях, какие ей давал кто-то другой, не давала ей покоя ничуть не меньше, чем вопросы восстановления культуры на родной планете или эксперименты Третьей.
В её голове, заполненной множеством воспоминаний, только сейчас медленно складывалась нужная, правильная картинка. Единственным, не считая создателя времени, кто мог бы обещать ей всегда оставаться рядом, быть для неё защитником, вечно следующей за ней единицей, да ещё и делать это достаточно давно, был её брат. Возможность подобного развития событий, например, в Пустоте, объясняла всё: её реакцию на произнесение им её имени, его слова о нарушенных обещаниях, её теплое к нему отношение, казалось бы, ничем не оправданное, или те резкие вспышки воспоминаний о том, что когда-то уже было. Если это был он и он об этом помнил, помнил целиком и полностью, ей оставалось только поговорить с ним.
— Ты выглядишь усталой, — голос, на этот раз не корректируемый фильтрами речи или восприятия, заставил женщину встрепенуться и поднять взгляд на пришедшего. — Тебе нужно хоть немного отдохнуть, Сирона.
Теперь он выглядел так, как должен был выглядеть: озадачивал окружающих своим высоким ростом, коим он способен был переплюнуть многих; пугал их не скрываемыми длинными когтями и странной фактуры волосами, которые и волосами никогда не были, непослушными, неровными; удивлял тех, кто не привык к людям, в жаркую погоду носящим на себе плотную темную одежду и тяжелые, постоянно позвякивающие цепи. Он был собой, и это нравилось Леди-Командору гораздо больше.