Больше всего на свете Азирафалю хотелось закрыть глаза, остановить время, отмотать его назад, до самого Апокалипсиса, и молчать-молчать-молчать о Хогвартсе. Пусть Хассалех не поехал бы в школу волшебства, уж лучше бы Габриэль отбил его из ада, устроив кровавую баню в подземельях, и не случалось то, что будет сейчас: то же побоище, только на земле. Война еще не началась, но уже есть первая жертва из людей, которые не имели никакого отношения к соперничеству Вельзевул и Габриэля за Хасса: Гермиона Уизли, которую постигла участь гораздо более страшная, чем смерть. И что делать с Хастуром, если на Небесах только Габриэль и Михаил могут противостоять ему, но Михаил пропала, а на стороне ада есть еще и Вельзевул, и Габриэлю повезет, если он с ней справится один на один. Азирафаэль высоко ценил его способности, но признавал, что Вельзевул и Хастур вдвоем одолеют его меньше, чем за пятнадцать минут. Сам он… он не любил вспоминать о том, что является воином, каким, кстати, никогда не был Кроули.
— Если ты… позволишь мне ранить себя, несильно, конечно, но тем не менее, если я выведу тебя из строя быстро, то я попробую отвлечь Вельзевул, чтоб дать Габриэлю шанс против Хастура, — наконец задумчиво сказал ангел, с тоской вспоминая позорную схватку с Вельзевул. Габриэль, конечно, похвалил его за храбрость в противостоянии владыке ада, но тут архангел, скорее, больше поощрял намерение, чем результат.
— А Хастур будет стоять и ждать, пока ты освободишься, — ернически ответил Кроули, глядя на него сквозь непроницаемые стекла очков. Раньше он носил такие, чтобы было видно очертания глаз, а змеиный зрачок люди списывали на оптическую иллюзию. — Отличный план, ангел.
— Я не хочу смерти тех, кто не посвящен в это, — Азирафаэль отчаянно посмотрел на демона. — Ни на Небесах, ни на Земле. Это семейное дело Вельзевул и Габриэля, и война между верхом и низом из-за этого ребенка — наиболее бессмысленное действие, когда он просто хочет жить на земле с любящими родителями.
— Неудачно они ему попались, — хмыкнул Кроули.
— Они любят, я ощущаю их любовь, — горячо возразил ангел. — Даже в Вельзевул я чувствовал это по отношению к Габриэлю. Несколько… в извращенном виде, больше похоже на смесь страсти, каннибализма и зависимости, но… это любовь, та, на которую она способна. И Хасса она обожает.
— Как он вообще? — спросил, подумав, демон.
— Хасс? Как может чувствовать себя ребенок, чьи родители хотят друг друга прикончить, — Азирафаэль вздохнул. — Постарайся выжить, пожалуйста, Энтони.
— Странное пожелание, — заметил Кроули. — Что же, не веришь в нашу победу?
— Как раз боюсь, что в возможность вашей победы поверит Габриэль, — ангел посмотрел на него, снял очки и каким-то детским жестом протер глаза. — Ты понятия не имеешь, на что он способен, если зажать его в угол. Габриэль пойдет на все, чтобы победить, поэтому я боюсь не вас, а его.
— На что? Позвонить Богу, спросить инструкции?
— Напомню тебе, что когда он думал, что не сможет быть с Вельзевул, он зачал нефилима и вознамерился создать новый Эдем.
— Теперь и мне не по себе, — через паузу передернулся Кроули. — Твой начальник — это такой тихий омут, что его чертей на два ада хватит. А с виду болван болваном.
— Если бы я сравнил его с кем, то, наверное, из ваших характером на него сильнее всего походит…
— Хастур? — перебил Кроули.
— Нет. Люцифер. Если помнишь, Люцифер тоже со стороны казался святее всех нас вместе взятых, а на деле…
— Я не был знаком с ним близко, — снова прервал демон. — Откуда ты их всех знаешь? Хастур — да, я его знал, Михаил ко мне один раз подошла, Вельзевул я узнал только после падения…
— Ты был так занят своими звездами, — улыбнулся Азирафаэль. — Мы много говорили о тебе. Ты нравился Люциферу потому, что владел временем.
— Стоп. Люцифер нас что, отбирал?
— Мы с Габриэлем обсуждали это первые четыреста лет и пришли к выводу, что он брал самых талантливых. Ты — время и звезды, Вельзевул — жар земной, Дагон — океаны, Хастур вообще уникум, единственный, кто был на равных с архангелами.
— А сам он? — шепотом спросил Кроули.
— Люцифер слепил Адама, — сказал Азирафаэль. — Но тот был уродлив, и он хотел разбить получившееся тело. Бог взял его и исправил, и Адам ему понравился, да и Люциферу тоже. И тогда Бог сказал, что даст Адаму душу, а этого Люцифер уже не стерпел.
— Что нам делать? — отчаянно спросил Кроули. — Я уже принял однажды неправильное решение, встав не на ту сторону, потому у нас была наша сторона, и мы победили, а теперь я снова с теми, кто постоянно проигрывает! Что нам делать? Что мне делать?
— Я не позволю забрать Хасса, — помолчав, сказал Азирафаэль. — Что бы ни случилось, я этого не допущу. Габриэль пошел на уступки, Хасс на Земле, живет как обычный ребенок; я поэтому на его стороне, пусть он и делает что-то, как я считаю, неправильно. Только потому.
— Я дам знать, если узнаю еще что-то, — подумав, сказал Кроули и поднялся на ноги. — Найдите кого-то, кто справится с Хастуром. Бога призовите! Хотя нет, его не надо. Кстати, Габриэль убрал с него роспись Хастура?