— Потому что теперь это наша Земля, — отозвался Фергюс. — Пусть остаются в клетках, нижних кругах и сферах, теперь Земля — это наше жизненное пространство, а не их. И насколько я понял, архангел хочет просто спокойной жизни своему отпрыску, который, по сути, не должен существовать. Много кого не должно существовать, поэтому одну аномалию мы потерпим. Но если придет Вельзевул, она не успокоится, заперев Хассалеха просто в аду, нет. Она все уничтожит. Она ненавидит всех в аду также, как и Люцифер, потому что древние помнят свою ангельскую природу. Сказать тебе, что они делают? Они нас едят. Мы для них скот. Вельзевул с Дагон на пару при мне съели демона из моей стражи без всякой на то причины, или были голодны, или хотели показать мне мое место. Ты помнишь Голод, Дин? Он не был одним из нас, а древние… Они как левиафаны от мира демонов; так я объединюсь хоть с архангелом, хоть с собственной матушкой, только бы от них избавиться. Читай первый абзац, дальше я.
***
— Кастиэль, — Азирафаэль сел напротив ангела и наклонился, чтобы заглянуть ему в глаза. — Я вижу в твоих глазах сомнение и понимаю, я сам, когда встретил Антихриста, думал, что мое дело — убить его, чтобы один ребенок погиб во имя жизни всех остальных. Но потом я понял, что так не должно быть: на крови невинного не может стоять храм правды. Хассалех не угроза миру, потому что он любит его. Он с восторгом относится ко всему, что есть в мире (Азирафаэлю некстати вспомнились крысы, принесенные в жертву Хастуру, но он постарался отогнать эту мысль). Если его воспитать в духе истины и любви, он будет беречь землю, может стать Хранителем целой планеты, не встающий на сторону какой-то одной стороны, а совершенно объективный и беспристрастный, но милосердный!
— Ты словно не понимаешь, Азирафаэль, — покачал головой Кас. — Люди…
— Он не человек, — перебил Азирафаэль. — В нем нет первородного греха. Вообще нет.
Кастиэль молча пораженно замер: он не думал об этом.
— Но ведь его мать демон…
— Его мать — падший ангел, а не просто демон. И неужели ты думаешь, что если бы его рождение не входило в непостижимый план Бога, он бы не уничтожил его?
— Бога давно нет с нами, — отозвался Кастиэль. — Мы не знаем, где он.
— Габриэль знает, — пожал плечами Азирафаэль. — Да и я разговаривал с Всевышним лет пять назад.
На Кастиэля было жалко смотреть: он начал объяснять, что пытался найти его, связаться с ним хоть как-то, попросить о помощи, но все было бесполезно, и Люцифер вышел на свободу, и только ценой жертвы Сэма и жизнью Адама удалось загнать его назад в клетку, а Бог все не появлялся…
— Значит, он решил, что вы справитесь сами, — ответил Азирафаэль. — Он не оставляет своих детей наедине с тем, с чем они не в силах справиться. Пути его неисповедимы, а план непостижим. Вполне вероятно, у Хассалеха есть особая миссия, о которой он пока не знает. Еще никогда не рождалось нефилимов от архангелов, еще никогда не зачинал в своем истинном теле падший ангел.
— Детям и прежде приходилось погибать, — заметил Кастиэль, явно сдаваясь.
— Да, — ответил Азирафаэль. — Но сейчас в этом нет надобности: дитя не хочет во тьму, и все то зло, которое есть в нем, он не осознает. Ты знаешь, как он попал сюда? Он вызвал демона, но не для сделки или охоты, а потому что соскучился.
— Он водит дружбу с демонами?
— Прости меня, Кастиэль, но не тебя ли демон перекрестка при мне назвал «сладеньким»? Насколько я понимаю, подобные прозвища дают близким.
— Он демон! А это — оскорбления! Нам просто… приходилось работать сообща.
— Хассалех вырос в окружении демонов в аду, не в обычном аду, откуда ты вытащил когда-то Дина, а в самой преисподней. И худшее, что он сделал в своей жизни — это попытался поговорить с одним из своих учителей. Не руби с плеча, Кастиэль. Этот ребенок дорог не только Габриэлю и Вельзевул, и сражаться за него будут создатели всего сущего.
***
Габриэль сел на край кровати Хасса и провел пальцами по его волосам, с нежностью, сразу же воспринятую собственным разумом как постыдная слабость, отмечая с необъяснимой радостью его невероятное сходство с Вельзевул. Он взял от них обоих лучшие черты: нос и большие глаза от матери, губы и скулы от него самого. На Земле бытовало поверье, что похожие на матерей сыновья особенно счастливы; Габриэль мечтал о счастье собственного ребенка больше, чем о чем-то в своей вечности, скорее всего потому, что он не мечтал ни о чем другом. Хотел — и получал, но не мечтал.
— Мне нужна твоя помощь, Хасс, — тихо сказал Габриэль и начал объяснять, что собирается вытащить Михаил из западни, в которую та угодила, сражаясь на Земле с вырвавшимся из преисподней Люцифером. Проблема в том, что в аду Люцифер, естественно, гораздо сильнее прочих архангелов, ведь он на своей территории, но нельзя же оставить Михаил там.
— Мне надо будет пойти с тобой? — у Хасса глаза загорелись. Он осознавал свои способности и возможности, не использовал, потому что отец запрещал, но теперь ему точно позволят.